– Сколько нагнали?
Она вначале не понимает, потом догадывается:
– Почти половину малой бочки.
Лихорадочно вспоминаю, сколько это будет, и никак не могу. Ладно. Сейчас закончим с едой, и посмотрим. Торопливо ем. Матушке нравится мой аппетит, и она робко улыбается. А мне немного не по себе – объедаю нищую женщину. Ладно. Сейчас посмотрим, сколько вышло, потом в город, продадим товар, и тогда… Больше здесь голода не будет! Клянусь всеми Богами, что есть во Вселенной!.. После завтрака мы проходим на кухню, где полным ходом продолжается процесс перегонки. Слуги измучены, некоторых пошатывает. Половина малой бочки составляет примерно пятнадцать литров. Мало. Крайне мало. Непроизвольно хмурюсь, и слуги сразу съёживаются от испуга. Приходится быстро выйти на улицу и пройти в подвал. Однако… Перегнали то мизер! И вина ещё видимо-невидимо. Но вот дрова подходят к концу. Оборачиваюсь к семенящей за мной повсюду матушке, словно нитка за иголкой:
– Людям надо передохнуть, иначе испортят всё дело. Сколько они уже работают? Со вчерашнего вечера?
– Но…
Доса разводит руками.
– Разве ты не хочешь сделать всё как можно быстрей?
– Конечно, хочу. Но что толку, если их работа пойдёт насмарку?
Мама не понимает этого выражения, и я поясняю:
– Когда человек устал, то может испортить всё дело. Не специально. Просто от усталости потеряет бдительность и внимание, и…
Аруанн понимает. Послушно кивает в знак согласия.
– Есть у нас слуги, кто не работал ночью?
Женщина мнётся, потом бормочет:
– Манис. Он у нас вообще то…
…Названный тип представляет собой здоровенного бугая выше меня теперешнего ростом, одетого с претензией на изящество. По местным меркам, разумеется. И встречает меня с гадливой ухмылкой, мол, что, сосунок, решил заставить меня что-то делать? Оказывается, он – бастард. То есть, мой родной брат от крепостной. И старше меня на два года. Естественно, сильнее. Ощущаю, как откуда-то изнутри меня начинает заполнять страх. Подсознательный. И – не мой. Тело словно вспоминает побои, унижения, издевательства, которым тот подвергал меня до болезни. Да и сама болезнь – вряд ли она появилась у паренька-носителя так случайно…
– Сейчас ты возьмёшь топор и пойдёшь рубить дрова.
– Чего?! Ты после болезни остатков разума лишился?
Однако, братец охамел в конец, к тому же я вижу, как доса за моей спиной сжимается в комочек. Неужели он и на неё осмеливался поднимал руку? А типус продолжает, брызгая вонючей слюной изо рта, полного гнилых пеньков:
– Ты на кого тявкнуть посмел, щенок?
Угрожающе поднимается с лежанки, на которой сидел, чего-то жуя, и замахивается кулаком, но не бьёт, чего-то ожидая. И тут понимаю, чего, когда Аруанн, прикрыв глаза бросается передо мной, закрывая собой мою тощую хилую тушку. Кулак начинает движение, и мгновенно мой подспудный страх исчезает, сменяясь дикой, просто звериной лютостью. Тело послушно новой памяти, и я мгновенно выбрасываю руку, утаскивая досу с линии удара, а затем сочный шлепок, и тоненький вой Маниса, скорчившегося на полу в позе эмбриона, зажимающего обеими руками причинное место. Матушка поражённо смотрит на меня, а я подступаю к ублюдку, который даже не может вдохнуть от страшной боли, поскольку впечатал я ему между ног со всей своей неимоверной злобы, и задираю его лицо за немытые от роду космы, затем оборачиваюсь к маме:
– Доса, как я понимаю, это не в первый раз?
Женщина молчит. Тогда просто прошу:
– Принеси, пожалуйста, из кухни мне кружку сгущённого вина.
Аруан кивает, тут же убегает за самогоном, а я жду, пока Манис немного придёт в себя. Вот в его мутных прежде глазах проявляется разум, я нагибаюсь и шепчу ему на ухо:
– Слушай сюда – сегодня ты последний раз в своей жизни осмелился противоречить своему хозяину. Для меня наше родство – ничто. И ты сейчас в этом убедишься.
Бугай пытается дёрнуться – тщетно. Лёгкий тычок в известную мне точку, и его опять скрючивает. Ещё хуже, чем от удара по мужским причиндалам. А вот и матушка. Осторожно держит, чтобы не расплескать распространяющую едкий запах посудину. С благодарностью принимаю, ставлю на лежанку, где прежде сидел он. Затем прошу её выйти. И вижу, что Аруанн испуганна не на шутку… Дождавшись, пока нас оставят одних, вполголоса объявляю свою волю тому, чьё происхождение мне вроде бы родственно, вновь тыкаю в нервный узел, отчего ублюдка снова плющит так, как не сделает ни один палач. Он мычит от боли, и это неожиданно радует меня.
– А чтобы ты убедился, что я всегда…
…Выделяю 'всегда' голосом'…
– …Держу своё слово – вот тебе доказательство…
…Дикий вой, переходящий в клёкот, когда молниеносное движение меча отсекает ему одно яичко из двух. И сразу плескаю кружку самогона на поражённое место, чтобы не было заражения. Изо рта рвутся уже вообще невообразимые звуки, но кровь мгновенно сворачивается… А ещё я знаю, что спирт в открытую рану это адски больно. И вдруг короткий хрип, глаза закатываются, бастард дёргается, и я матерю себя всеми святыми – нашёл работничка, называется… Трогаю жилку на виске – глухо. Оказывается, несмотря на красную рожу и здоровый вид, сердце оказалось слишком слабым. Вбегает доса Аруанн, хватается за сердце при виде мертвеца с залитой кровью промежностью.
– Что ты наделал?!
– Наказал строптивого крепостного, ма.
– Но он же твой брат!
И вздрогнув, замирает на месте, услышав ледяной ответ:
– Существо, поднявшее руку на мою маму, не может быть ни братом мне, ни просто человеком. Пожалуйста, распорядись, чтобы люди выбросили этого скота в реку или овраг для падали, и пусть отдыхают. До вечера. Предупреди их, чтобы больше ничем, кроме отдыха не занимались, потому что работы ещё очень много…
Молча прохожу мимо и выхожу из каморки на улицу. Там чистый воздух, просто стерильный, несмотря на спиртовую вонь, после того смрада, что царил в этом сарае. И сейчас меня начинает трясти. Это нервное. Первое убийство. В этом, разумеется, теле. В старом то… Лучше помолчать. Прислоняюсь к стене, неровной, из дикого камня с глиняными прожилками раствора. Та чуть подаётся под моей стеной, и приходится просто опустить свой тощий зад на полусгнившее бревно, лежащее воле сарайчика. Итак… Тело слабое. Надо его качать. Выносливости никакой. Реакция замедленная. И удалось мне всё лишь потому, что взял противника неожиданностью. Тот просто не ожидал такого вот мгновенного, а главное – беспощадного ответа. Ещё меня удивляет моя собственная реакция на его слова, а главное – на оскорбление, в сущности, чужой мне женщины. Тоже память тела? Не всё ладно в королевстве Датском… Похоже, что матрица где-то дала сбой. А это не есть гут… Очень не зер гут! Появляются слуги, которых просто трясёт от ужаса при моём виде. Ну, понятно. Наверняка думают, что после чудесного исцеления я стал чудовищем… И в чём то они правы. Правда, не знают, насколько их догадка близка к истине. Потому что я, по всем местным понятиям, действительно чудовище. И пусть они благодарят своего Высочайшего, что я не собираюсь разворачивать здесь технический прогресс и строительство своего собственного государства форсированными методами. Мне всего лишь нужно прожить здесь десять лет, по возможности незаметно и не высовываясь, а потом убраться восвояси, когда корабль сядет на планету и я подам сигнал бедствия…