— И куда катится мир? — Дейв ткнул пальцем в экран и даже сплюнул от отвращения. — Ты только послушай этого психа. Нашелся, понимаешь, мачо.
Меган кивнула, пряча улыбку. Много лет назад она неплохо знала этого мачо. В том числе в библейском смысле. На самом деле мачо был симпатичный малый, который щедро платил, любил групповички и плакал, как ребенок, когда напивался.
Давно это было.
Дейв повернулся к ней с широкой улыбкой:
— Привет, малыш.
— Привет.
Сколько уж лет они вместе, а Дейв все улыбался, как при знакомстве, и в который раз Меган подумала, как же ей повезло и как она должна быть благодарна судьбе. Теперь это ее жизнь. А прежняя — та, о которой в этом предместье, в этой счастливой стране чудес с ее тенистыми улочками, хорошими школами и кирпичными коттеджами, не знал никто, — та жизнь была убита и закопана в канаве.
— Хочешь, чтобы я отвез Кейли на футбол? — спросил Дейв.
— Да я и сама могу.
— Точно?
Меган кивнула. Даже Дейву была неведома вся правда о женщине, с которой он делил постель по-следние шестнадцать лет. Он не знал даже, что настоящее ее имя, как ни странно, пишется иначе — Мейджин, как у автора популярных романов в стиле фэнтези. То есть произносится-то одинаково, но компьютеры и водительские права признают не звуки, а буквы. Хорошо бы, конечно, спросить мать, откуда это странное написание, но она умерла еще до того, как Меган выучилась говорить. А отца она вообще не знала, даже как его зовут. Она рано осиротела, детство и отрочество выпали на ее долю тяжелые, в какой-то момент Меган начала выступать в стрип-клубах Вегаса, затем и Атлантик-Сити, она преуспела, полюбила эту профессию. Да, да, полюбила. Забавно — заводит, захватывает. Всегда что-то происходит, всегда сохраняется ощущение опасности, риска, открываются неожиданные возможности.
— Мама?… — послышался голос Джордана.
— Да, милый?
— Миссис Фридман говорит, ты не подписала разрешение на экскурсию с классом.
— Электронной почтой перешлю.
— Она говорит, экскурсия будет в пятницу.
— Хорошо, милый, не беспокойся.
Меган понимала, что ей следует благодарить судьбу. В ее прежней жизни девушки умирали молодыми, и любое переживание, каждая секунда, прожитая в том мире, — это огромное, высоковольтное напряжение, долго так не продержишься. Сгораешь. Тебя выжимает, как губку. Есть что-то пьянящее в таком образе жизни. И постоянная внутренняя угроза. И вот когда все было уже готово сорваться с нарезки, когда в опасности оказалась вдруг сама жизнь Меган, она не только сумела увернуться, но и начать все сначала, переродиться, если угодно, и получить в награду любящего мужа, чудесных детей, дом с четырьмя спальнями и бассейном во дворе.
Каким-то образом, в общем-то случайно, Меган Пирс выбралась со дна, можно сказать, из выгребной ямы и воплотила собой Американскую Мечту в чистейшем виде. Чтобы уберечься, ей пришлось принять правила игры и почти заставить себя поверить, что этот мир — лучший из всех возможных миров. А почему бы и нет? На протяжении всей жизни кино и телевидение промывали Меган, как и всем нам, мозги в том смысле, что прежняя ее жизнь неправильна, порочна и век ее короток, — в то время как вот эта жизнь в кругу семьи, дом, частокол, отделяющий ее от внешнего мира, эта участь завидна, разумна и возвышенна.
Но правда состояла в том, что Меган не хватало ее прежней жизни. Это неправильно, так не должно быть. А правильно — испытывать благодарность и радоваться, что именно ей, и только ей, с ее непростым прош-лым, досталось то, о чем мечтает каждая девочка. Но правда, правда, в которой она даже самой себе призналась далеко не сразу, заключалась в том, что она все еще тосковала по затемненным залам, по жадным взглядам незнакомых мужчин, по оглушительной музыке, причудливому освещению, выбросам адреналина.
А сейчас что?
Набившие оскомину шуточки Дейва: «Так ты дей-ствительно готова сесть за руль? Потому что реактивные двигатели уже включены».
Кейли, роющаяся в своей спортивной сумке: «Ма, а где моя форма? Ты выстирала ее, как я просила?»
Джордан, принимающийся за любимую компьютерную игру: «Мам, не сделаешь в духовке бутерброд с сыром? Только не слишком большой».
Она любила их всех. Правда, любила. Но бывали моменты, вот как сегодня, когда Меган остро осознавала: молодость с ее постоянным скольжением по самому острию перетекла в рутину, когда изо дня в день приходится играть одну и ту же роль в одном и том же спектакле с одними и теми же актерами, и нынешний день отличается от вчерашнего только тем, что каждый становится на день старше. «Отчего так происходит? — рассуждала Меган. — Почему выбирать приходится какую-то одну жизнь? Почему мы стоим на том, что „мы“ существуем только в какой-то одной ипостаси и у нас только одна жизнь, чтобы вполне осуществить себя? Почему нельзя иметь несколько личностей? И почему надо ломать одну жизнь ради построения другой? Мы уверяем себя и других, что тоскуем по „равновесному“, ренессансному человеку — мужчине или женщине, — живущему в нас, но позволяем себе лишь микроскопическое многообразие. А на самом деле только и думаем, как бы вытравить этот дух, как заставить себя приспособиться к стандарту, самоопределиться в этом, и исключительно этом, виде».
Дейв снова переключился на потухшую кинозвезду.
— Ну и тип, — покачал он головой.
Но один лишь звук знаменитого некогда голоса отбросил Меган в прошлое — его рука, оттягивающая ее пояс, его лицо, вжавшееся в ее спину, лицо, мокрое от слез: «Ты только одна меня и понимаешь, Кэсси…»
Да, ей не хватало всего этого. И неужели это так плохо?
Сама Меган так не считала, и это мучило ее. Может, она совершила ошибку? Все эти годы воспоминания, жизнь Кэсси (ибо в том мире никто не живет под настоящим именем) оставались запертыми в маленькой кладовке ее мозга. И вот несколько дней назад она отперла дверь и приоткрыла ее — совсем чуть-чуть. Но пусть чуть-чуть, пусть Кэсси лишь краем глаза заглянула в тот мир, что отделяет Мейджин от Меган, — почему, собственно, она была так уверена, что это не возымеет никаких последствий?
Дейв встал с кушетки и, сунув газету под мышку, направился в ванную. Меган включила духовку и нашарила батон белого хлеба. В этот момент защебетал телефон. Кейли стояла рядом, но даже не подумала взять трубку.
— Может, ответишь все-таки? — осведомилась Меган.
— Это не меня.
Свой сотовый, стоит ему зазвонить, Кейли выхватила бы со скоростью, которая произвела бы впечатление на самого Уайетта Эрла, [3] но домашний телефон, с номером, не известным ее школьным товарищам, интересовал Кэйли меньше всего.
— Ответь все-таки, пожалуйста, — сказала Меган.