— Могли вы слышать, что происходит во дворе?
— Да, кое-что. Слышал, например, как мистер Эммет проходит мимо моей комнаты и поднимается на крышу. Он раза два проходил мимо моей двери.
— Не помните ли, в котором часу?
— Нет, боюсь, что нет. Видите ли, я был увлечен работой.
Пуаро помолчал немного, потом спросил:
— Может быть, вам известно что-либо, что может пролить свет на это дело? Не заметили ли вы чего-нибудь особенного за день-два до убийства?
Отец Лавиньи, кажется, немного смутился и бросил на доктора Лайднера тревожно-вопрошающий взгляд.
— Весьма нелегкий вопрос, мосье Пуаро, — неохотно проговорил он. — Коль скоро вы меня спрашиваете об этом, должен честно сказать, что, по-моему, миссис Лайднер явно боялась кого-то или чего-то. Особенно ее пугали посторонние. Думаю, у нее были основания для тревоги. Больше я ничего не знаю. Она не посвящала меня в свои дела.
Пуаро покашлял и сверился с записями, лежавшими перед ним.
— Насколько мне известно, позапрошлой ночью была предпринята попытка ограбления, так?
Отец Лавиньи ответил утвердительно и сказал, что увидел свет в “музее” и что были предприняты тщательный осмотр дома и розыски, оказавшиеся тщетными.
— Допускаете ли вы, что той ночью в доме находился посторонний?
— Право, не знаю, что и подумать, — искренне признался отец Лавиньи. — Ничего не взяли, все было в полном порядке… Может быть, это кто-то из слуг…
— Или членов экспедиции?
— …или членов экспедиции. Но в таком случае не вижу причины, зачем бы ему скрывать этот факт.
— Как по-вашему, не мог это быть все-таки посторонний?
— Возможно.
— Предположим, это был посторонний. Мог ли он скрываться в доме весь следующий день и еще полдня?
Вопрос был задан не только отцу Лавиньи, но и доктору Лайднеру. Заметно было, что оба напряженно обдумывают ответ.
— На мой взгляд, это едва ли возможно, — сказал наконец доктор Лайднер с усилием. — Не представляю себе, где бы он мог спрятаться, а вы, отец Лавиньи?
— Да.., да.., я тоже.
Похоже, и тот и другой с величайшей неохотой отбрасывают эту версию.
Пуаро обратился к мисс Джонсон:
— А вы, мадемуазель? Вероятна ли эта гипотеза, на ваш взгляд?
После минутного раздумья мисс Джонсон покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Нет. Где тут можно спрятаться? Во всех комнатах живут, да и меблированы они довольно скудно. В темной комнате, чертежной и лаборатории на следующий день работали и во всех остальных комнатах тоже. Нигде нет ни шкафов, ни укромных закутков. Правда, если только слуги были подкуплены…
— Это возможно, но маловероятно, — заметил Пуаро и снова обратился к отцу Лавиньи:
— Еще один вопрос. На днях мисс Ледерен видела, как вы разговаривали с каким-то незнакомцем. А еще раньше она заметила, что этот незнакомец пытался заглянуть в одно из окон, что выходят наружу. Похоже, этот тип неспроста слонялся тут.
— Конечно. Весьма вероятно, — подумав, сказал отец Лавиньи.
— А что, вы первый заговорили с ним или он с вами?
Отец Лавиньи подумал минуту-другую.
— По-моему.., да, верно, он заговорил со мной.
— Что же он сказал?
Отец Лавиньи силился вспомнить.
— Кажется, он спросил, не знаю ли я, что находится в этом доме, не американская ли археологическая экспедиция. Потом сказал, что американцы нанимают на работу множество людей. Я, признаться, не слишком хорошо его понимал, но старался поддержать разговор, чтобы поупражняться в арабском. Надеялся, что горожанин должен лучше меня понимать, чем рабочие на раскопках.
— О чем же вы говорили?
— Помнится, я сказал, что Хассани — большой город, и оба мы сошлись на том, что Багдад — гораздо больше. Помнится, он еще спросил чушь какую-то, вроде того, какой я католик, армянский или сирийский.
Пуаро кивнул.
— Могли бы вы описать его?
Отец Лавиньи снова нахмурился в раздумье.
— Небольшого роста, плотный. Бросается в глаза сильное косоглазие. Цвет лица — светлый. Мистер Пуаро обратился ко мне:
— А как бы вы описали незнакомца, так же?
— Не совсем, — сказала я неуверенно. — Я бы сказала, что он, пожалуй, высокого роста, худой, лицо очень смуглое. Косоглазия я не заметила.
Мистер Пуаро с безнадежным видом пожал плечами.
— Вот всегда так! Те, кто служит в полиции, хорошо поняли бы меня. Одного и того же человека два разных свидетеля опишут так, что у вас голова пойдет кругом! Ну, ничего общего, ни одной черточки!
— Насчет косоглазия я твердо уверен, — заявил отец Лавиньи. — Во всем остальном мисс Ледерен, возможно, права. Кстати, когда я сказал, что цвет лица светлый, я имел в виду “светлый” для араба. Так что, вероятно, мисс Ледерен могла счесть его и смуглым.
— Очень смуглый, — упрямо повторила я. — Грязного темно-коричневого цвета.
Доктор Райли прикусил губы, чтобы сдержать улыбку. Пуаро воздел руки.
— Passons! [19] — вскричал он. — В конце концов, этот араб, может быть, и не замешан в деле. Но найти его все-таки надо. Продолжим наше расследование.
Он помедлил минуту, внимательно вглядываясь в наши лица, потом коротко кивнул и обратился к мистеру Рейтеру:
— Итак, друг мой, расскажите-ка нам, что вы делали вчера после полудня.
Пухлое розовое лицо мистера Рейтера вспыхнуло.
— Я? — проговорил он.
— Разумеется, вы. Для начала назовите свое имя и возраст.
— Карл Рейтер, двадцать восемь лет — Американец, да?
— Да, из Чикаго.
— Впервые в экспедиции?
— Да. Занимаюсь фотографированием.
— Так. Что делали вчера пополудни?
— Ну, почти все время провел в фотолаборатории, в темной комнате.