Зачем? Опять драма?
После этого Лайднеры едут за границу, и полтора года проходят мирно и счастливо. Никто им не угрожает. Они считают, что успешно замели следы, однако такое объяснение не выдерживает критики. В наши дни поездка за границу не спасение. Особенно для доктора Лайднера. Он руководит экспедицией Питтстоунского музея. Разумеется, Фредерик Боснер легко мог навести справки в музее и получить точный адрес Лайднеров. Положим, что-то помешало ему их преследовать, но ведь письма-то он мог писать. Думаю, такой одержимый человек, как он, именно так бы и поступил.
Однако письма начинают приходить только спустя почти два года. Почему?
Очень трудный вопрос. Легче всего предположить, что миссис Лайднер заскучала, ей снова захотелось драмы. Однако такой ответ не совсем меня удовлетворяет. Немножко грубовато для такой утонченной натуры, как миссис Лайднер.
Единственное, что остается — не упускать этот вопрос из поля зрения.
Между тем имеется и третья версия — первоначально письма могли писать как миссис Лайднер, так и Фредерик Боснер, но потом появился некто третий, который подделал все остальные письма.
Давайте теперь рассмотрим окружение миссис Лайднер.
Вначале я изучил возможности, которыми располагал каждый член экспедиции для совершения преступления.
Грубо говоря, на первый взгляд совершить это убийство мог каждый, за исключением трех лиц.
Доктор Лайднер не спускался с крыши, о чем убедительно говорят свидетельские показания. Мистер Кэри дежурил на раскопе. Мистер Коулмен уезжал в Хассани.
Однако их алиби не так безусловны, как кажутся. Доктора Лайднера исключаю. Нет никаких сомнений, что он находился на крыше, откуда спустился только через час с лишним после убийства.
Однако так ли уж мы уверены, что мистер Кэри был в это время на раскопе?
И действительно ли мистер Коулмен был в Хассани, когда произошло убийство?
Билл Коулмен покраснел, открыл рот, снова его закрыл и тревожно огляделся.
Мистер Кэри и глазом не моргнул. А Пуаро между тем вкрадчивым голосом продолжал:
— Я имею в виду еще одну особу, которая, уверен, имела возможность совершить убийство, захоти она этого. Мисс Райли умна и хладнокровна. Жестокости ей тоже не занимать. Когда я в шутку спросил, есть ли у нее алиби, она тут же очень глупо мне соврала. Сказала, что играла в теннис. А потом из случайного разговора с мисс Джонсон выяснилось, что мисс Райли находилась довольно далеко от теннисного корта, зато довольно близко к месту преступления. Надеюсь, мисс Райли не откажется сообщить нам то, что ей известно? Выдержав паузу, он обратился к девушке:
— Не расскажете ли вы нам, мисс Райли, что вы там видели?
Девушка ответила не сразу. Она все еще смотрела в окно, даже головы не повернула.
— Я выехала к раскопкам сразу после ленча, — невозмутимо заговорила она, отчеканивая каждое слово. — Добралась туда примерно без четверти два.
— Встретили ли там кого-нибудь из ваших друзей?
— Нет, там не оказалось никого, кроме араба-десятника.
— А мистера Кэри вы тоже не видели?
— Нет.
— Странно, — сказал Пуаро. — Мосье Вернье, который в тот день заезжал на раскопки, тоже его не видел.
Он выжидательно посмотрел на Кэри, но тот и бровью не повел.
— Вы можете это как-то объяснить, мистер Кэри?
— Пошел прогуляться. На раскопках ничего интересного не было.
— В каком направлении вы пошли?
— Вниз к реке.
— И домой не заходили?
— Нет.
— Вы кое-кого ждали. Но он не пришел, — вставила Шейла.
Мистер Кэри посмотрел на нее, но ни слова не сказал.
Пуаро не стал настаивать. Он снова обратился к девушке.
— Не видели ли вы чего-нибудь еще, мадемуазель?
— Видела. Неподалеку от дома я заметила съехавший в вади [46] экспедиционный грузовик. Мне это показалось странным. Потом увидела мистера Коулмена. Он шел, опустив голову, будто искал что-то.
— Послушайте, — вспыхнул мистер Коулмен. — Я… Властным жестом Пуаро его остановил:
— Минутку. Вы заговорили с ним, мисс Райли?
— Нет.
— Почему?
— Потому что он все время вздрагивал и украдкой озирался вокруг. Это… Мне стало не по себе. Я повернула лошадь и ускакала. Думаю, он меня не видел. Я находилась довольно далеко от него, а он был целиком поглощен своим занятием.
— Послушайте! — Мистер Коулмен не мог выдержать более ни секунды. — Сейчас все объясню.., допускаю, да.., это кажется подозрительным. Дело в том, что накануне я сунул в карман прехорошенькую печать-цилиндрик, которую следовало, разумеется, отнести в “музей”, но у меня просто из головы вылетело. И вдруг обнаруживаю, что потерял ее, видимо, выронил из кармана. Кому хочется получить нагоняй? Вот я подумал, поищу-ка хорошенько. Уверен, что выронил ее, когда шел на раскопки. Я успел провернуть все дела в Хассани. Послал боя за покупками и рано вернулся обратно. Поставил грузовик так, чтобы его не было видно, и целый час все там обшаривал. Но ничего не нашел. Как сквозь землю провалилась, черт ее побери! Делать нечего, влез в грузовик и поехал к дому. Ну все, конечно, подумали, что я только что вернулся.
— И вы, разумеется, не рассеяли их заблуждения? — сладеньким голосом спросил Пуаро.
— Ну, это же совершенно естественно, в сложившихся-то обстоятельствах, вам не кажется?
— Нет, не кажется.
— Но послушайте… Не лезь на рожон — вот мой девиз! Однако вы не можете ничего на меня повесить. Я ведь даже не входил во двор, можете спросить у кого угодно.
— В том-то и дело. По свидетельству слуг, действительно никто не входил во двор, — сказал Пуаро. — Однако, сдается мне, на самом деле они говорят о другом. Они клятвенно заверяют, что во двор не входил никто из посторонних. Но ведь их же не спрашивали о членах экспедиции.
— Ну так спросите, — кипятился Коулмен. — Готов съесть свою шляпу, если они видели меня или Кэри.
— О! Но тут возникает интересный вопрос. Слуги, безусловно, заметили бы постороннего. А вот заметили бы они своих? Ведь члены экспедиции целый день ходят туда-сюда. Едва ли слуги обращают на это внимание. Думаю, и мистер Кэри, и мистер Коулмен вполне могли войти во двор, а слуги об этом даже не вспомнили.