– Какова цель этих нелепых формальностей? Почему они вдруг возникли? – раздраженно осведомился Леннокс.
– Возможно, вы не знаете, мистер Бойнтон, что они всегда возникают в случае внезапной и необъяснимой смерти.
– Что вы подразумеваете под словом «необъяснимая»?
Пуаро пожал плечами.
– Неизбежно появляется вопрос, была ли смерть естественной или это самоубийство.
– Самоубийство? – Леннокс уставился на него.
– Вы, разумеется, лучше должны знать, правомерна ли такая версия. Полковник Карбери должен решить, производить ли расследование, вскрытие и так далее. Так как я оказался здесь и имею немалый опыт в подобных делах, он предложил, чтобы я навел справки и дал ему совет. Естественно, он не хочет беспокоить вас понапрасну.
– Я телеграфирую нашему консулу в Иерусалиме! – сердито заявил Леннокс.
– Разумеется, это ваше право. – Последовала пауза. Затем Пуаро развел руками. – Если вы отказываетесь отвечать на мои вопросы…
– Вовсе нет, – быстро сказал Леннокс. – Только… это кажется излишним.
– Прекрасно вас понимаю. Но вопросы простые и абсолютно рутинные. Кажется, в день смерти вашей матери, мсье Бойнтон, вы покинули лагерь в Петре и отправились на прогулку?
– Да. Мы все пошли прогуляться – за исключением моей матери и младшей сестры.
– Ваша мать тогда сидела снаружи у своей пещеры?
– Да, прямо у входа. Она сидела там каждый день.
– Когда вы отправились на прогулку?
– По-моему, в начале четвертого.
– А когда вернулись?
– Право, не помню – в четыре, может быть, в пять.
– Примерно через час или два?
– Да, около того.
– Вы проходили мимо кого-нибудь по пути назад? Например, мимо двух леди, сидящих на валуне?
– Не знаю. Да, кажется, проходил.
– Очевидно, вы были слишком поглощены своими мыслями, чтобы это заметить?
– Да.
– Вернувшись в лагерь, вы говорили с вашей матерью?
– Я… да, говорил.
– Тогда она не жаловалась на плохое самочувствие?
– Нет, с ней вроде было все в порядке.
– Могу я узнать содержание вашего разговора?
Леннокс немного помедлил.
– Мать заметила, что я вернулся очень быстро. Мне пришлось согласиться. – Он снова сделал паузу, стараясь сосредоточиться. – Я сказал, что мне стало жарко. Она спросила, который час, – ее часы остановились. Я завел их и надел на ее запястье.
– И сколько же тогда было времени? – мягко осведомился Пуаро.
– Что-что?
– Сколько было времени, когда вы надели часы на ее запястье?
– Было… без двадцати пяти пять.
– Выходит, вы знаете точное время вашего возвращения в лагерь, – заметил Пуаро.
Леннокс покраснел:
– Какой же я дурак! Простите, мсье Пуаро, из-за всех волнений у меня путаются мысли…
– Вполне естественно! Что же произошло дальше?
– Я спросил у матери, не принести ли ей чего-нибудь – чая, кофе и так далее. Она ответила, что нет. Тогда я пошел в шатер. Никого из слуг там не было, я сам нашел содовую воду и выпил ее. Меня мучила жажда. Я посидел там, читая старые номера «Сэтерди ивнинг пост», и, наверное, задремал.
– Ваша жена присоединилась к вам в шатре?
– Да, вскоре.
– И больше вы не видели вашу мать живой?
– Нет.
– Она не казалась расстроенной или возбужденной, когда вы говорили с ней?
– Нет, она выглядела как обычно.
– А она не упоминала о неприятностях с одним из слуг?
Леннокс уставился на него:
– Конечно, нет!
– Это все, что вы можете мне рассказать?
– Боюсь, что да.
– Благодарю вас, мистер Бойнтон.
Пуаро склонил голову, давая понять, что беседа окончена. Но Леннокс, казалось, не хотел уходить. Он задержался у двери.
– И больше вы ни о чем не хотите спросить?
– Ни о чем. Пожалуйста, попросите вашу жену прийти сюда.
Леннокс медленно вышел. Пуаро записал в лежащем перед ним блокноте: «Л.Б. – 16.35».
Пуаро с интересом смотрел на высокую, исполненную достоинства молодую женщину, вошедшую в комнату. Он встал и вежливо поклонился:
– Миссис Леннокс Бойнтон? Эркюль Пуаро к вашим услугам.
Надин Бойнтон села, задумчиво глядя на Пуаро.
– Надеюсь, вы не возражаете, мадам, что я навязываю вам свое общество, когда у вас тяжкое горе?
Надин ответила не сразу. Ее взгляд оставался спокойным и серьезным.
– Думаю, мне лучше быть с вами откровенной, мсье Пуаро.
– Согласен с вами, мадам.
– Вы извинились за то, что беспокоите меня во время тяжкого горя. Этого горя, мсье Пуаро, не существует, и бесполезно изображать обратное. Я не любила мою свекровь и не могу сказать, что сожалею о ее смерти.
– Благодарю вас, мадам, за вашу искренность.
– Тем не менее, – продолжала Надин, – хотя я и не чувствую горя, но должна признаться, что испытываю угрызения совести.
– Угрызения совести? – Брови Пуаро поползли вверх.
– Да. Потому что я довела ее до смерти и виню себя за это.
– Что вы говорите, мадам?
– Я говорю, что была причиной смерти моей свекрови. Мне казалось, что я веду себя честно, но результат оказался прискорбный. Фактически я убила ее.
Пуаро откинулся на спинку стула.
– Не будете ли вы любезны объясниться, мадам?
Надин кивнула:
– Именно это я и хочу сделать. Конечно, моей первой реакцией было держать при себе личные дела, но я понимаю, что настанет время, когда придется все рассказать. Не сомневаюсь, мсье Пуаро, что вы часто выслушивали признания весьма интимного свойства.