Стража нервничала.
Люк по кличке Пук жил у матери в подвале, пока та не сдала его семейству гномов, после чего он переселился на чердак, где летом было жарко, а зимой холодно. Люк выживал лишь благодаря тому, что стены были оклеены страницами «Луков и боеприпасов», «Красоток и купальников», «Анекдотов из подворотни», «Марок Стэнли Хаулера», «Еженедельного големского вестника» и «Современного лобзика». И это был только верхний слой. Защищаясь от стихий, Люк заклеивал старыми журналами самые большие щели и дыры в крыше. Насколько Трев знал, Люк никогда не увлекался ни одним хобби из своей более чем странной библиотеки дольше чем на неделю, за исключением разве что печально знаменитого увлечения, связанного с разворотами «Красоток и купальников».
Миссис Люк открыла Треву дверь и указала в сторону лестницы с радушным и гостеприимным видом, с которым обычно встречают непутевых друзей сына.
– Он болен, – заявила она, как будто это ее скорее забавляло, чем тревожило.
И это еще было мягко сказано. Один глаз Люка представлял собой разноцветное месиво, по лицу тянулся синий шрам. Трев заметил это не сразу, поскольку Люк упорно приказывал ему проваливать, но, поскольку ветхая дверь держалась на веревочке, достаточно было нажать плечом.
Трев уставился на парня, который съежился на своей чудовищной постели, как будто ожидая удара. Трев не любил Люка. Никто не любил Люка. Его невозможно было любить. Даже миссис Люк, которая теоретически должна была испытывать хотя бы минимальную привязанность к своему отпрыску, не любила Люка. Он был в высшей степени несимпатичен. Грустно было это признавать, но Люк, пукающий или нет, был прекрасным примером антихаризмы. Пару дней он мог вести себя сносно, но затем какая-нибудь дурацкая фраза, неуместный анекдот или совершенно нелепый поступок портили впечатление. Но Трев терпел его, подозревая, что и сам мог бы стать таким, если бы не был Тревом. Может быть, в каждом парне есть частичка Люка-Пука, думал Трев, но в случае с Люком это была не частичка, а целое.
– Что стряслось? – спросил Трев.
– Ниче.
– Эй, я Трев, я знаю, что такое «ниче». Тебе надо в больницу.
– Все не так страшно, как кажется, – простонал Люк.
Трев взорвался.
– Ты спятил, блин? Тебе ж чуть глаз не вынули!
– Я сам виноват! – возразил Люк. – Я разозлил Энди.
– Да, я понимаю, где тут твоя вина, – сказал Трев.
– Где ты был вчера вечером?
– Ты не поверишь…
– Тут, блин, была настоящая война!
– Я решил провести немного времени в Сто Лате. А здесь были драки, да?
– Все клубы подписались на этот новый футбол, а кое-кому это не нравится.
– Энди? – уточнил Трев и снова посмотрел на свежий сочащийся шрам. Да, похоже, Энди и впрямь был недоволен.
Трудно было сочувствовать такой неприятной личности, как Люк, но нельзя же пинать человека только потому, что у него на душе вытатуирована надпись «Пните меня в зад». Нельзя было обижать Люка. Это все равно что отрывать крылышки мухам.
– И не только Энди, – ответил Люк. – С ним заодно Глупс Аткинсон, Джимми Ложка и Ключ.
– Ключ? – переспросил Трев.
– И мамаша Аткинсон.
– Мамаша Аткинсон?!
– А еще Вилли Пилтдаун, Гарри Шлемобой и братья Колбассы.
– Что? Но мы их ненавидим. Их ненавидит Энди. Они ненавидят Энди. Стоит ступить на их улицу – и домой отправишься в мешке!
– Ну, знаешь, как говорят, – сказал Люк. – Враг моего врага – мой враг.
– По-моему, ты чего-то не понял, – заметил Трев. – Но я въехал, да.
Охваченнвый ужасом, он уставился в пустоту. Все перечисленные были Лицами. Чудовищно влиятельными в мире футбольных команд, а главное – среди фанатов. Они владели Толпой. Пепе был прав. Витинари думал, что главные – капитаны. А они вовсе не были главными. Главной была Толпа, а Толпой правили Лица [16] .
– Завтра они соберут команду и уж постараются, чтоб там таких было побольше, – сказал Люк.
– Да, я слышал.
– Они хотят показать Витинари, что они думают об его новом футболе.
– Я не услышал имени О’Столлопов, – заметил Трев.
– Я слышал, их папаша каждый вечер заставляет их ходить на репетиции хора, – сказал Люк.
– Капитаны действительно подписались, – сказал Трев, – и им это не понравится. Но неужели мы думаем, что Энди и его дружкам на это не наплевать? – Он подался вперед. – У Витинари, конечно, есть Стража. А ты Стражу знаешь. Да, там есть приличная публика, если брать поодиночке, но если начнется заварушка, в ход пойдут большие, большие дубинки и большие, большие тролли, и им будет пофиг, кого они бьют, потому что они – Стража, а значит, все законно. А если их хорошенько разозлить, они скажут, что ты попортил им дубинки своим лицом. Кстати, о лицах, каким именно образом ты едва-едва избежал шанса получить белую трость?
– Я сказал Энди, что это не такая хорошая идея, – ответил Люк.
Трев не смог скрыть удивления. Такая смелость была чужда Люку.
– Ну, может быть, тебе даже повезло. Ты останешься лежать в постели и не окажешься между Старым Сэмом и Энди.
Он замолчал, услышав какой-то шорох.
Поскольку Люк клеил старые журналы смесью воды и муки, на чердаке обитали хорошо откормленные мыши. По какой-то причине одна из них только что прогрызла себе путь на свободу, и у прошлогодней Мисс Апрель появился третий сосок, который смотрел на Трева и шевелил усами. Это было зрелище, способное надолго отбить человеку аппетит.
– Что ты намерен делать? – спросил Люк.
– Все, что смогу.
– Ты знаешь, что Энди решил тебя достать? Тебя и того странного типа.
– Я не боюсь Энди, – ответил Трев. И это было полной правдой. Он не боялся Энди. Он испытывал смертельный ужас, внутренний трепет, как будто грудную клетку ему набили снегом.
– Все боятся Энди, Трев. Если они не идиоты, – сказал Люк.
– Слушай, Большой Пук, я же Тревор Навроде!
– Я так думаю, этого будет мало.
«Этого будет мало, – думал Трев, поспешно двигаясь через город. – Если даже Пепе знает, что улицы бурлят, значит, знает и Старый Сэм? Хм…»
Он поспешно бросился к задней площадке омнибуса и спрыгнул, прежде чем кондуктор успел подойти. Если тебя не поймали в омнибусе, значит, тебя вообще не поймали, и хотя кондукторы были вооружены большими блестящими топорами, призванными отпугивать безбилетных пассажиров, все знали, что, во-первых, они слишком боятся пускать их в ход, а во-вторых, количество проблем, которое их ждет, если они зарубят какого-нибудь уважаемого члена общества, слишком велико, чтобы рисковать.