– Ну, тогда посмотри вот на это, – Стас протянул ему список. – В основном нас интересуют эти шесть человек. Может случиться так, что мы с тобой разделимся и по отдельности работать будем, так что, если вдруг чего о них услышишь, пусть даже ерунду какую-нибудь, тут же накрепко запоминай. Понял?
– Значит, дело совсем не в самоубийстве? – задумчиво спросил Никитин. – А может, и не самоубийство это было никакое?
– А вот этого я тебе не говорил, – заметил Крячко. – Предположения ты, конечно, можешь строить какие хочешь, но главное, чтобы это на твоей работе не отразилось. Я поставил перед тобой определенные цели, вот по ним и стреляй!
– Я все понял, товарищ полковник, – твердо заявил парень. – Не отразится! А цели мы все поразим!
– Денег у тебя, Володя, не хватит, – хмыкнул Стас.
– На что? – удивился тот.
– На покупку шапок, чтобы хватило всех врагов закидать, – невозмутимо объяснил Крячко и добавил: – И обращайся ко мне по имени-отчеству – мы же не в присутственном месте.
– Хорошо, Станислав Васильевич, – ответил Никитин.
На проходной комплекса Стас нашел в списке номер телефона зама по безопасности и позвонил, а когда ему ответил чей-то мужской голос, спросил:
– Как бы мне поговорить с человеком, который сейчас Васильева замещает?
– Он сейчас на совещании, а кто его спрашивает?
– Да из милиции мы, по поводу попытки самоубийства Дмитрия Даниловича, – объяснил Крячко.
– У вас документы с собой есть?
– А как же! – удивился Стас.
– Тогда я сейчас позвоню, чтобы вам пропуска оформили, и поднимайтесь. Только подождать немного придется, пока Анатолий Петрович освободится.
Получив пропуска, они прошли через проходную, и Крячко, к немалому удивлению Никитина, вдруг почему-то остановился возле Доски почета и, чтобы разглядеть ее получше, даже отошел к противоположной стене, а на самом деле он ее просто сфотографировал – Гуров еще вчера снабдил его всем необходимым. И только потом они поднялись на второй этаж и, найдя кабинет Васильева, вошли в приемную, где, к немалому своему удивлению, Стас увидел вовсе не мужчину, а пожилую женщину явно за шестьдесят, которая, когда она пригласила их проходить и присаживаться, и оказалась обладательницей мужского голоса.
– Меня Анной Григорьевной зовут, – представилась она и попросила: – Вы мне свои документы не покажете?
Никитин с Крячко протянули ей удостоверения, которые она посмотрела самым внимательным образом и, вернув, спросила:
– Вам чай или кофе?
– Да все равно, с чем хлопот меньше, – ответил за обоих Стас, думая, с какого боку подступиться к этой даме – будь она помоложе, он бы с ней позубоскалил и все, а эта, судя по виду, была женщиной тертой. – Наверное, чай. Там всего и делов, что пакетики кипятком залить.
Она поднялась и, начав возиться, спросила:
– А что вас интересует? Может, я вам пока чем-нибудь помогу?
– Да вот хотим выяснить, что могло толкнуть Дмитрия Даниловича на самоубийство, – объяснил ей Стас.
Оторвавшись от своего занятия, она мельком глянула в его сторону, и в ее взгляде Крячко прочел очень сильное сомнение в том, что свои звезды он получил заслуженно. Но вот когда она, вернувшись, поставила перед ними чашки и сахарницу, Крячко посмотрел на нее таким твердым взглядом и с таким выражением лица, что она все поняла, но виду не подала.
– Пойду покурю, благо есть на кого приемную оставить, – сказала она.
– А не боитесь? – поинтересовался Стас.
– Чего? Оба кабинета надежно заперты, документы, которые могут представлять хоть какой-то интерес, в сейфе, а вы оба не похожи на людей, которые будут воровать ручки и стержни, – хмыкнула Анна Григорьевна.
– А разве у вас здесь можно курить? – удивился Крячко. – Я думал, что, как эта компания началась, теперь всех на улицу выгоняют.
– На лестничной площадке, хоть и ругаются, но можно, – объяснила она.
– Что же, и Васильев там курил? – удивился Крячко.
– Ну, на начальство, как и положено, подобные вещи не распространяются, – усмехнулась она.
– Тогда сигареткой не угостите, а то я думал, что у вас курить нельзя, и не стал новую пачку покупать, решил, что на обратном пути у киоска какого-нибудь приторможу, – попросил Крячко.
– Я «Беломор» курю, – предупредила она, доставая из ящика стола пачку папирос.
– Так на халяву и уксус сладкий, – рассмеялся Стас и, бросив Никитину: – Бди за телефонами, юноша, – пошел вслед за Анной Григорьевной.
На лестничной площадке они, закурив, уставились в окно, и она прошептала:
– Значит, доперли все-таки, что это не самоубийство. Что же так долго чесались?
– Были обстоятельства, – тихонько ответил Стас и спросил: – Кто это может быть?
– Да я себе уже всю голову сломала, – буркнула она. – Не знаю! Во всяком случае, уехал отсюда Данилыч в тот день в прекрасном настроении.
– Это точно кто-то из ваших, – уверенно заявил Крячко и попросил: – У него же в кабинете наверняка есть что-то съедобное… Ну, там чай, кофе, сахар, может, спиртное, те же сигареты… Вы мне образцы всего этого соберите…
– Все уже давно готово, – шепнула она. – Я, как только об отравлении узнала, так тут же все и собрала. Только я ждала, что за всем этим раньше придут.
– Вы домой отнесли?
– Еще чего? А ну как пришли бы ко мне? – тихонько возмутилась она. – Все это здесь на проходной в камере хранения – туда-то ни у кого ума не хватит заглянуть. Ключ я вам дам, ячейка номер 70 – это с самого края внизу. Только вы уж поаккуратнее – там камеры стоят.
– А как же вы сами?.. – удивился он.
– Долго разговариваем, – перебив его, она ткнула докуренную папиросу в банку из-под кофе – обычную российскую пепельницу. – Вы, как уходить будете, зайдите ко мне попрощаться и папироской на дорогу разжиться, вот я вам в пачке ключ с запиской и передам – в Москве встретимся.
– Последний вопрос: что собой представляет водитель Васильева?
– Данилыч его и меня сюда с собой привел – выводы делайте сами, – ответила она.
– И самый последний вопрос: Васильев вам ничего на сохранение не оставлял? – с замиранием сердца спросил Стас.
– Нет, он, наоборот, что-то уничтожал тем вечером – я шум из кабинета слышала, – объяснила она.
– И уборщица это выкинула? – в ужасе прошептал Стас.
Наградив его испепеляющим взглядом, Анна Григорьевна пошла обратно, а Крячко поспешил за ней. Они вернулись в приемную, где читавший газету Никитин сообщил им, что никаких звонков не было. Прихлебывая остывший чай, Крячко принялся выяснять у Анны Григорьевны, что же могло толкнуть Васильева на самоубийство, не конфликтовал ли он с кем-нибудь, не случилось ли в тот последний день чего-то особенного – словом, работал по схеме.