Зато работники больницы, в которой был убит Будилин, опознать Резаева не смогли. Правда, они подтверждали, что Резаев похож на человека, который проник в палату Будилина, но, поскольку лица его они не видели, опознание, строго говоря, провалилось. Единственный, кто был уверен в своих показаниях, – это милиционер Шабельник, но эти показания были настолько эмоциональны, насколько и расплывчаты, поэтому заранее было ясно – суд вряд ли их примет.
Мало что дал и обыск, проведенный на квартире Резаева – аккуратной типовой квартире в Новых Черемушках. Жилище свое Резаев содержал в идеальном порядке, но оно настолько было лишено индивидуальных черт, что казалось стерильным.
Родственные связи, знакомства и прочие детали биографии этого человека проверить не успели – начались праздники, и стало не до того. Правда, Гуров также получил некоторую передышку, но он понимал, что она не будет бесконечной и необходимо предпринимать какие-то решающие шаги.
Новогоднюю ночь он провел вместе с Марией, которая все еще чувствовала себя неважно, но тем не менее не пожелала оставаться дальше на больничной койке, потому что твердо верила в приметы. Это был самый тихий праздник в их совместной жизни. Но именно в эту ночь им опять удалось наладить прежнее взаимопонимание, и теперь состояние Марии начинало понемногу, но неуклонно улучшаться. Важно было не допустить нового стресса.
Следователь Хрипунов принял к сведению покушение на Будилина и, кажется, окончательно изменил свою позицию по отношению к Гурову, но ему нужны были улики, доказательства, показания свидетелей, а ничего этого не было и в помине. По-прежнему в деле об убийстве артиста Емелина фигурировали лишь те факты, которые свидетельствовали не в пользу Гурова.
И у самого Гурова не было пока ни единой зацепки – ничего, кроме предсмертных слов убийцы и психопата Будилина, который, погибая в страшных мучениях от какого-то неизвестного яда, успел произнести несколько слов. Более-менее подробно смог воспроизвести эти слова только милиционер Шабельник, да и тот не был до конца уверен, что правильно все понял, потому что после нападения Резаева получил легкое сотрясение головного мозга и был не вполне адекватен. Но Гуров предполагал, что в предсмертных словах Будилина должен заключаться какой-то важный смысл, и решил безотлагательно их проверить, как только представится такая возможность. Праздники наконец закончились, и такая возможность у него появилась.
Но неожиданный покой, который он сейчас ощущал в своей душе, не имел к этому никакого отношения. Гуров, пожалуй, и сам не смог бы объяснить, откуда появились эта спокойная радость и ожидание счастья. Может быть, все дело было в том, что на короткий миг они вместе с Марией сумели выключиться из повседневной нескончаемой суеты и увидеть мир и себя такими, какими они были на самом деле? Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло?
Такие мысли были слишком непривычны для Гурова, который никогда не считал себя романтиком и философом. Он был практиком и всегда предпочитал железную логику и веские мотивации. И если какая-то часть его души и задумывалась о вечном, то другая продолжала перемалывать привычную будничную рутину. Кажется, именно эта часть претендовала быть главной, а Гуров не знал, хорошо это или плохо.
Он так глубоко задумался о своих внутренних противоречиях, что пропустил момент, когда рядом появился новый человек. Он неслышно вывернул из-за угла дома и скорым шагом устремился к тому же подъезду, куда собирался войти Гуров.
– Лев Иванович, подождите! – негромко окликнул Гурова этот человек, срезая путь и попадая ногой в небольшой сугроб, который за ночь нанесло возле бордюра.
Гуров обернулся и увидел следователя Курагина. Выглядел тот неважно – был бледен, худ и кое-как выбрит. Пальто болталось на нем как на вешалке. Курагин был без шапки, и на редких зачесанных назад волосах кое-где серебрились снежинки.
Гуров остановился и с недоумением посмотрел на следователя. С тех пор как стало известно о том, что дело по убийству Прокопова и Столярова закончено, Гуров практически не встречался с Курагиным. Тот тоже не давал о себе знать, и, казалось, такое положение его очень устраивает. Поэтому Гуров никак не ожидал увидеть следователя у порога своего дома.
– Здравствуйте, Лев Иванович! С Новым годом! – слегка запыхавшись, сказал Курагин, подойдя ближе.
Гуров, однако, отметил, что Курагин не подал руки, и ему показалось, что это далеко не случайная оплошность.
– И вас с Новым годом, Борис Дмитриевич! – сказал он без особого восторга. – Как попали в наши края?
– Вас ищу, Лев Иванович, – ответил Курагин. – Звонил в главк – мне сказали, что только что поехал домой. Я взял такси…
– Вы искали меня? – удивленно спросил Гуров. – Мне казалось, что до сих пор все было наоборот. Что же такое случилось, что я вдруг вам понадобился?
– Кажется, вы на меня немного обижены, – заметил Курагин. – Я вас понимаю. Но мы же взрослые люди. Давайте попробуем поговорить без эмоций.
– С превеликим удовольствием, – согласился Гуров. – Сам не терплю эмоциональных разговоров. И мою обиду на вас вы сильно преувеличиваете. Мне ваша логика понятна, хотя я и не могу ее принять. Однако обижаться на это так же бессмысленно, как на смену дня и ночи.
Курагин задумчиво посмотрел на него.
– Это вы думаете, что вам понятна моя логика, – загадочно сказал он. – Но это долгий разговор. Может быть, пройдемся?
– Лучше зайдем ко мне, – предложил Гуров. – Там гораздо теплее.
– Я знаю, что ваша жена сейчас дома, – спокойно заметил Курагин. – А то, что я хочу вам сказать, не предназначено для посторонних ушей. Откровенно говоря, мне и вам не следовало бы этого говорить, но до сих пор я считал себя относительно порядочным человеком, а такое мнение о себе трудно изменить сразу. А в моем случае, кажется, вообще невозможно.
Гуров посмотрел на часы, потом медленно опустил руки в карманы и шагнул с крыльца.
– Боюсь, что у меня в распоряжении не более тридцати минут, – сказал он. – Во-первых, жена будет волноваться – я предупредил, что скоро буду дома: а во-вторых, мне тут же нужно будет уйти.
– Опять в генеральную – на допрос? – с пониманием спросил Курагин.
– Нет, сегодня у меня выходной, – с мрачным юмором сказал Гуров. – Просто хотелось кое-что уточнить в банке. В том самом, с которого все началось.
– Ага! – сказал Курагин. – В таком случае, я мог бы вам помочь. Управляющий там – мой хороший знакомый, и не только по этому делу. У нас были контакты и раньше. Так что можете мной располагать.
Гуров посмотрел на него с интересом.
– Любопытная с вами произошла перемена, Борис Дмитриевич, – заметил он. – Раньше вы не соглашались, чтобы я помогал вам, а теперь сами готовы помогать мне. Для этого должна быть существенная причина.
– У меня есть причина, – сказал Курагин. – Я скоро сдаю дела. Подал рапорт на увольнение.