Капец забарабанил кулаком по столу.
– Как вы можете глумиться и кощунствовать? У генерала тяжелая контузия! Постыдитесь!
Но стыдиться никто не собирался. Реплики продолжались:
– Ну да, контузия. Задумов, когда под машину прятался, слишком резко нырнул. И лбом прямо в заднее крыло. Сплющил всмятку.
– Голову?
– Зачем голову? Крыло. Теперь на замену пойдет, не отрихтуешь.
– Гурову и Крячко пусть спасибо скажет.
– Обещали в приказе отметить. Наверно, приемником наградят. Или часами.
– Нет, деньгами премируют. Рублей, может, сто отвалят.
– Типа – бери и ни в чем себе не отказывай!
Капец снова выдал дробь кулаками по поверхности стола.
– Отставить базар! Пока начальник в больнице, руководство я беру на себя.
Это известие было встречено громким ропотом. Только теперь, получив в начальники Капца, все поняли, каким сокровищем был Задумов. Мудрым и справедливым.
Гуров и Крячко в дискуссии не участвовали. Они уединились в углу и решали непростую задачу.
– Ничего не понимаю, – признался Крячко. – Мы считали, что Вишневский-старший руководит бандой урюпинских через своего племянника, а то и напрямую, по мобильнику. И вдруг урюпинские устраивают на него покушение. То, что это не инсценировка, а на полном серьезе, ты и сам видел.
Гуров озадаченно тер лоб.
– Я сам ничего не понимаю. Не мог же Вишневский заказать покушение на самого себя. Или мог? Может, он выбрал такой способ самоубийства?
Между тем заседание набирало обороты, страсти все больше накалялись.
* * *
Эффектная блондинка Элеонора притормозила машину и встала у обочины. Она достала мобильник и снова набрала номер полковника Гурова. Безрезультатно, тот не отвечал. Его трубка исходила трясучей дрожью в глубине ящика, куда сотрудники сводной группы сложили свои телефоны на время совещания.
За два дня, прошедшие после гибели Алексея, Элеонора не находила себе места в прямом смысле слова. В понедельник днем он велел ей уехать. О его смерти она узнала во вторник утром из новостей. Как он и велел, домой она не вернулась, перебралась к своей старой подруге.
Сначала все было спокойно, но вчера на улице ей вдруг показалось, что за ней следят. Это чувство с тех пор не оставляло ее. За каждым углом ей мерещилась опасность, чуть ли не каждый второй встречный мужчина представлялся убийцей, а в темную комнату или кухню она просто боялась войти: от телефонного звонка вздрагивала, как от удара током.
Элеонора поняла, что за неделю такого напряжения она превратится в истеричку, а через месяц и вовсе станет инвалидом. В конце концов, это безобразие не могло продолжаться бесконечно. Нельзя же всю жизнь бегать от неизвестной опасности! К тому же она хотела, чтобы убийца или убийцы мужа были наказаны. В самоубийство его она не верила.
Тут она вспомнила про папку, оставленную Алексеем, и про его наставления. Встав сегодня утром, она твердо решила положить конец своим страхам.
В окно машины постучали. Элеонора вздрогнула. И разозлилась на себя. Идиотка! Разве можно доводить себя до такого состояния? Она приопустила стекло. Рядом с машиной стояла женщина неопределенного возраста и неприятной наружности, размалеванная косметикой, как клоун. За руку она придерживала странного подростка с вытянутой головой и рассеянным взглядом. На вид оба были неприятны, но меньше всего они походили на убийц. И это утешало.
– Вы извините, нам очень надо, – попросила женщина. – Подвезите, пожалуйста, мы заплатим.
– Вам далеко?
– Нет, тут через парк, за оврагом. Новые дома.
Элеонора район знала плохо, где находятся новые дома, понятия не имела. Она открыла дверь и пригласила:
– Садитесь, ничего платить не надо. А дорогу покажете.
Парочка уселась на заднее сиденье. Женщина не выпускала из рук пластиковый пакет, в котором лежал какой-то тяжелый предмет, очертаниями напоминающий небольшой молоток.
– Сейчас прямо, – сказала пассажирка. – Сначала надо до Оленьего Бора доехать.
Элеонора тронула машину. Подросток вертел головой, с любопытством разглядывая окрестности. Потом вдруг громко спросил, обращаясь к размалеванной женщине:
– Слушай, мам, а разве тогда за рулем баба была? Ну, когда Ваньку того?
Женщина отвесила любимому чаду увесистый подзатыльник.
– Ты что орешь? Тебе какая разница? Баба – не баба… Ты что, Ванечку больше не любишь? Твое дело помалкивать и маме помогать, а не задавать дурацкие вопросы.
Но подросток вдруг заартачился и начал капризничать.
– А я все равно не хочу! Давай вылезем. Мне надо! – И тихо добавил: – А Ваньку я и не помню совсем, чего я его любить буду?
Элеонора посмотрела на подростка через зеркало заднего вида.
– Тебя как зовут? – спросила она.
– Ми-и-итя, – протянул подросток.
– Маму надо слушать, Митя, – сказала Элеонора.
Но Митя упрямо затряс головой:
– А я не хочу!
– Чего ты не хочешь? – Элеонору вдруг разобрало любопытство.
На секунду ей даже показалось, что сейчас решается вопрос ее жизни. Забавно.
– Ну… это… маме помогать не хочу, – выкрутился яйцеголовый Митя. – Я выйти хочу.
Элеонора заметила, что ее неприятная пассажирка пребывает в непонятном смятении. Она то раскрывала пакет и лезла в него рукой, то закрывала и отодвигала пакет подальше. Наконец пассажирка как будто решилась.
– Женщина, послушайте… – неуверенно обратилась она к Элеоноре.
– Да? – спросила Элеонора, не оборачиваясь. – Что-то случилось?
– Да вот, ребенку приспичило. Вы не остановите? Можно прямо здесь.
Элеонора остановила машину возле автобусной остановки.
– Может, дальше проехать? – предложила она. – Вон, чуть подальше деревья, кустики начинаются. Там никто не увидит. А здесь люди смотреть будут, неудобно…
Но женщина с подростком уже вылезали в дверь.
– Только я ждать не могу, – предупредила Элеонора.
Пассажирка тяжело вздохнула:
– Ладно уж. Значит, не судьба.
– Что не судьба? – не поняла Элеонора.
– Да это я так, о своем. А ты счастливая… – с непонятным сожалением сказала неприятная женщина.
– Разве? – удивилась Элеонора. – Не замечала. Но вам виднее. Пока, Митя!
Митя ничего не ответил, только густо покраснел.
– Понравилась ты ему, – пояснила пассажирка.
Митя покраснел еще сильнее. Вместе с мамой они двинулись посреди тротуара вдоль улицы.