– Даже лучше Диззи Дина? - спрашивал я.
– Да тот и близко не стоял! - вздыхая, отвечал Поп.
Когда я пересказывал эти истории маме, она всегда улыбалась и приговаривала:
– Ты не очень-то уши развешивай. Поп любит приврать…
Тут Паппи, который как раз вертел мяч в своих огромных ладонях, повернул голову и прислушался: до нас донесся звук мотора. С запада приближался грузовик с прицепом. Даже с расстояния четверть мили можно было определить, что это были люди с гор. Мы вернулись на обочину и стали ждать, пока он подъедет. Водитель грузовика по очереди переключал передачи с более высокой на более низкую, шестеренки хрустели и взвизгивали по мере того, как грузовик замедлял ход и останавливался.
Я насчитал в нем семь голов - пять в грузовике и две в прицепе.
– Здорово, - медленно произнес водитель, изучающе осматривая дедушку, пока мы по очереди рассматривали всех прибывших.
– Добрый день, - ответил Паппи, делая шаг вперед, но оставляя между ними некоторую дистанцию.
Нижняя губа водителя была перемазана соком от жевательного табака. Это был неприятный признак. Мама считала, что люди с гор не слишком озабочены гигиеной и вообще у них множество дурных привычек. У нас дома табак и алкоголь были под запретом. Мы были баптисты.
– Спруил меня звать, - сказал водитель.
– Илай Чандлер. Рад познакомиться. Работу ищете?
– Ага.
– Откуда?
– Юрика-Спрингс.
Грузовик у них был почти такого же возраста, как Паппи, - шины лысые, ветровое стекло все растрескалось, бамперы ржавые, а из-под толстого слоя пыли проглядывала выцветшая, вроде бы синяя краска. Над рамой был сооружен помост, он был весь заставлен картонными коробками и джутовыми мешками, заполненными припасами. А под ним, на самой раме грузовика, возле кабины был втиснут матрас. На нем стояли двое здоровых парней и равнодушно смотрели на меня пустыми глазами. На заднем борту сидел могучего вида парень постарше, разутый и без рубашки, с мощными плечами и шеей толщиной с хороший пень. Он сплевывал жеваный табак на землю между грузовиком и прицепом и, кажется, вообще не замечал ни Паппи, ни меня. При этом он медленно покачивал ногами. Потом еще раз сплюнул, так и не отрывая взгляда от асфальта под ногами.
– Мне нужны рабочие на ферму, - сказал Паппи.
– Сколько платите? - спросил мистер Спруил.
– Доллар шестьдесят за сотню, - ответил Паппи. Мистер Спруил нахмурился и посмотрел на женщину, сидевшую рядом. Они о чем-то тихо заговорили.
Именно в этот момент ритуала следовало принимать быстрое решение. Нам нужно было решить, хотим ли мы, чтобы именно эти люди жили и работали у нас. А им нужно было либо принять нашу цену, либо отказаться.
– Какой у вас хлопок? - спросил мистер Спруил.
– "Стоунвилл", - ответил дедушка. - Коробочки уже созрели - убирать будет легко.
Мистер Спруил и сам мог увидеть, оглянувшись вокруг, что хлопковые коробочки уже раскрылись. Пока что и солнце, и почва, и дожди все делали в полном согласии, как надо. Но Паппи, конечно же, волновался по поводу прогноза в ежегоднике «Фармерз алманак», обещавшего страшные дожди.
– Нам в прошлом году уже платили по доллару шестьдесят, - сказал мистер Спруил.
Меня не очень-то интересовал этот разговор о деньгах, так что я побрел вдоль разделительной полосы в сторону прицепа. Шины на нем были еще более лысые, чем на грузовике. Одна наполовину просела под тяжестью груза. Хорошо еще, что они уже почти добрались до места.
В углу прицепа, опираясь локтями на боковой борт, сидела очень красивая девушка. У нее были темные волосы, гладко зачесанные назад, и огромные карие глаза. Она была моложе мамы, но, несомненно, намного старше меня. Но я все равно не мог оторвать от нее глаз.
– Тебя как зовут? - спросила она.
– Люк, - ответил я и поддел ногой камешек. Щеки у меня тут же запылали. - А тебя?
– Тэлли. Тебе сколько лет?
– Семь. А тебе?
– Семнадцать.
– И сколько ты уже тащишься в этом прицепе?
– Полтора дня.
Она была босая, а платье на ней было грязное и тесное - обтягивало ее всю до самых колен. Это было в первый раз, насколько я помню, чтобы я так пристально разглядывал девушку. А она смотрела на меня и понимающе улыбалась. Рядом с ней, спиной ко мне, на ящике сидел парнишка. Тут он медленно повернулся и посмотрел на меня так, словно меня тут и не было вовсе. Глаза у него были зеленые, а к высокому лбу прилипли черные волосы. Левая рука у него, как мне показалось, не действовала.
– Его зовут Трот, - сказала Тэлли. - Он не совсем здоров.
– Рад познакомиться, Трот, - сказал я, но он только отвел глаза. Как будто ничего не слышал. - А ему сколько? - спросил я.
– Двенадцать. Он увечный.
Трот резко отвернулся и уставился в угол. При этом его левая рука болтнулась совершенно безжизненно. Мой приятель Деуэйн говорил, что люди с гор женятся на собственных кузинах, поэтому в их семьях полно дефективных.
А вот Тэлли вроде бы была нормальная. Она задумчиво смотрела на хлопковые поля, и я еще раз восхитился ее тесным платьем.
Я понял, что дедушка и мистер Спруил наконец договорились, потому что мистер Спруил сел за руль и завел мотор. Я прошел мимо прицепа, мимо этого парня у заднего борта, который вроде бы наконец очнулся, но по-прежнему сидел, уставившись на дорогу, и остановился рядом с дедушкой.
– Девять миль по этой дороге, потом налево возле сгоревшего сарая, потом еще шесть миль до Сент-Франсис-Ривер. Наша ферма - первая слева на той стороне реки.
– Низина? - спросил мистер Спруил, как будто его посылали в болото.
– Часть поля в низине. Но земля хорошая.
Мистер Спруил опять бросил взгляд на свою жену, потом повернулся к нам:
– А где нам там разместиться?
– Там есть тенистое место на заднем дворе, рядом с силосной ямой. Самое подходящее место.
Мы наблюдали, как они отъезжают под грохот коробки передач своего грузовика, глядя, как вихляются его колеса и как подпрыгивают ящики, коробки и кастрюли, сваленные в кузове.
– Тебе они, кажется, не очень-то понравились? - спросил я дедушку.
– Ничего, нормальные люди. Просто они другие, не такие, как мы.
– Надо думать, нам еще повезло, что мы их наняли, правда?
– Точно.
Чем больше мы возьмем наемных рабочих, тем меньше хлопка придется собирать мне. В течение всего следующего месяца я буду уходить в поле на рассвете, неся на плече девятифунтовый мешок для хлопка, останавливаться на минутку поглазеть на бесконечные ряды хлопковых стеблей, гораздо выше меня, а потом нырять вглубь, в тень между этими стеблями и исчезать для всех на свете. И буду собирать хлопок, размеренно двигаясь вперед, отрывая мягкие, ворсистые шарики хлопка от стеблей и запихивая их в свой тяжелый мешок, боясь взглянуть вперед, чтобы ничто не напоминало, как бесконечен ряд этих стеблей, боясь замедлить темп движения, потому что кто-нибудь непременно это заметит. Пальцы будут кровоточить, шею будет ломить, спина будет болеть…