Все смотрели на Тео и ждали его ответа. Он, с трудом сглотнув, произнес:
— Позвольте, сэр, в моем отношении нет ничего плохого. И даже если бы я относился к вам плохо, это не было бы противозаконным.
Бард быстро вытащил из кармана блокнот и ручку и спросил:
— Как тебя зовут?
Тео подумал: «Я назвал вам свое имя три минуты назад», — но сказал:
— Теодор Бун.
Бард лихорадочно нацарапал это на листе, как будто все, что он написал, когда-нибудь послужит весомым доказательством в суде. Все ждали. Наконец один из полицейских шагнул в их направлении и спросил Тео:
— Твой отец Вудс Бун? — На его табличке с именем значилась фамилия Снид.
«Наконец-то», — подумал Тео.
— Да, сэр.
— А твоя мама тоже юрист, правильно? — поинтересовался полицейский Снид.
— Да, сэр.
Плечи Барда поникли на пару дюймов, когда он остановился и перестал писать в своем блокноте. Он выглядел озадаченно, как будто думал: «Отлично. Этот паренек знает закон, а я — нет, к тому же его родители, возможно, засудят меня, если я сделаю что-то не так».
Снид попытался помочь коллеге, задав бессмысленный вопрос:
— А вы, дети, живете поблизости?
Даррен, пожав плечами, сообщил:
— Я живу в паре кварталов отсюда, на Эммитт-стрит.
Ситуация в некотором роде зашла в тупик, и обе стороны не знали, что делать дальше. Сибли Тейлор слезла с велосипеда и заняла место рядом с Тео. Она улыбнулась Барду и Сниду и сказала:
— Я не понимаю, почему мы не можем работать вместе. Эйприл — наша подруга, и мы очень волнуемся. Полиция ищет ее. И мы ее ищем. Мы ведь не делаем ничего плохого. В чем же дело?
Бард и Снид не смогли быстро дать ответы на эти простые вопросы, хотя они были очевидны.
В каждом классе есть ученик, который говорит прежде, чем думает, или говорит то, о чем другие думают, но боятся сказать. В этой поисковой группе таким был Аарон Хеллиберг, который говорил на английском, немецком и испанском и умудрялся попадать в неприятности, высказываясь на всех трех языках. Аарон выпалил:
— Разве вам, ребята, не пора заняться поисками Эйприл, вместо того чтобы изводить нас?
Полицейский Бард втянул живот, как будто только что получил удар, и, казалось, приготовился пальнуть из своего табельного оружия, но тут встрял Снид:
— Ладно, уговор такой: вы можете раздавать листовки, но не будете прикреплять их к объектам городской собственности — столбам, скамейкам на автобусных остановках и так далее. Сейчас почти пять. Я хочу, чтобы вы ушли с улицы в шесть. Достаточно справедливо? — Замолчав, он сердито посмотрел на Тео.
Тот кивнул:
— Достаточно справедливо.
Но это было совсем не справедливо. Они могли вешать листовки на столбы хоть весь день. (Но не на городские скамейки!) Полиция не имела права менять городские законы, как и приказывать детям уйти с улицы к шести вечера.
Однако в тот момент нужен был компромисс, и предложение Снида представлялось не таким уж плохим. Поиски продолжатся, а полицейские смогут отчитаться, что проконтролировали детей. Для разрешения спора часто требуется, чтобы обе стороны пошли на небольшие уступки, — это Тео тоже узнал от родителей.
Поисковая группа покатила обратно к парку Трумэна, где все снова разделились, но уже в другом порядке. У четверых были свои дела, и они удалились. Через двадцать минут после встречи с Бардом и Снидом Тео и его команда перебрались в район Мори-Хилл в юго-восточной части города, самой дальней от Делмонта. Они раздали множество листовок, осмотрели несколько пустых зданий, поболтали с любопытными соседями и поспешили разъехаться к шести вечера.
Программа ужинов семейства Бун была так же предсказуема, как часы на стене. По понедельникам они ели в «Робилиос» — старом итальянском ресторане в центре города, недалеко от офиса. По вторникам они ели суп и бутерброды в приюте для бездомных, где помогали на добровольной основе. По средам мистер Бун брал китайскую еду навынос из «Драгой леди», и они ели с подносов, сидя у телевизора. По четвергам миссис Бун покупала жареного цыпленка в турецкой кулинарии, и они ели его с хумусом [2] и питой. По пятницам они ели рыбу в популярном ресторане «У Малуфа», принадлежащем старым ливанским супругам, которые постоянно кричали друг на друга. По субботам каждый из трех Бунов по очереди выбирал, что и где есть. Тео обычно предпочитал пиццу и поход в кино. По воскресеньям миссис Бун наконец готовила сама, и это меньше всего нравилось Тео, хотя ему хватало ума не говорить об этом. Марселла не любила готовить. Она много работала и долго сидела в офисе и отнюдь не мечтала, примчавшись домой, трудиться на кухне. Кроме того, в Страттенберге хватало хороших этнических ресторанов и кулинарий, и было разумнее предоставить приготовление пищи настоящим поварам, по крайней мере по мнению миссис Марселлы Бун. Тео не возражал, как и его отец. Когда она все-таки готовила, то ожидала, что муж с сыном потом уберут на кухне, а они оба терпеть не могли заниматься мытьем посуды.
Ужин всегда начинался ровно в семь вечера — это было очень важно для необычайно организованных членов семьи, которые проживали каждый день в спешке, постоянно поглядывая на часы. Тео поставил бумажную тарелку с куриным чоу-мейном [3] и кисло-сладкими креветками на поднос и устроился на диване перед телевизором. Потом он опустил тарелку поменьше на пол, где уже с нетерпением ждал Судья. Судья любил китайскую кухню и предпочитал есть в комнате отдыха вместе с хозяевами. Собачья еда его оскорбляла.
Проглотив пару кусочков, мистер Бун поинтересовался:
— Ну так что, Тео, есть какие-нибудь новости об Эйприл?
— Нет, сэр. Только всякие слухи из школы.
— Бедная девочка, — произнесла миссис Бун. — Уверена, все в школе волнуются.
— Мы только об этом и говорили. Столько времени потеряно! Я должен завтра остаться дома и помочь с поисками.
— Совершенно неубедительная попытка, — заметил мистер Бун.
— А вы поговорили с полицейскими насчет миссис Финнимор и объяснили им, что она лжет? Что ее не было дома с Эйприл в ночь понедельника и вторника? Что она человек со странностями, принимает таблетки и пренебрегает собственной дочерью?
Молчание. В комнате стало тихо на пару секунд, потом миссис Бун сказала:
— Нет, Тео. Мы этого не сделали. Мы обсудили этот вопрос и решили подождать.
— Но почему?