— Поскорее бы, — сказал Тони. — Этот миллион фунтов будет отмыт в течение недели.
Я не стал спорить.
— Это весьма хладнокровные типы. Они могут попридержать деньги.
— А еще они могли перевести их за границу и поменять на франки или шиллинги прежде, чем отпустили девушку.
Я кивнул.
— Они могли запланировать что-то вроде этого для отмывания первого выкупа и быть наготове.
Как всегда, Джерри Клейтон поигрывал первым попавшимся ему под руку листом бумаги. На сей раз это была страница моего отчета.
— Ты сказал, что Алисия Ченчи приехала в Англию вместе с тобой. Есть какой-нибудь шанс, что она еще что-нибудь припомнит? — спросил он.
— Это не исключено, но мы с Пучинелли очень дотошно допросили ее еще в Италии. Она так мало знает... Там не было ни звука церковного колокола, ни поездов, самолеты поблизости не пролетали, собаки не лаяли... она не может сказать, была она в городе или за городом. Говорит, что в последние дни она ощущала запах свежего хлеба. Больше ничего.
Молчание.
— Ты показывал рисунок девушке? — спросил кто-то. — Она до похищения когда-нибудь видела этого человека?
Я повернулся к нему.
— Я приносил фоторобот на виллу, но она не могла припомнить, чтобы когда-либо видела этого человека. Я спросил, не мог это быть один из тех четверых, что похитили ее, но она ответила, что не может сказать. Никто из ее семейства или близких не узнал его. Я всех их допросил.
— Его голос... когда он говорил с вами у придорожного ресторана... он был тот же, что на пленке?
— Не знаю, — признался я. — Я не слишком хорошо знаю итальянский. Не могу сказать, чтобы это был совершенно другой голос.
— Вы привезли копии рисунка и пленок? — спросил председатель.
— Да. Если кто-нибудь хочет...
Несколько человек кивнули.
— Есть еще что-нибудь, чего вы не отметили в отчете? — спросил председатель. — Какие-нибудь незначительные детали?
— Ну... я не включил сюда список музыкальных произведений. Алисия написала все названия, которые знала, и Пучинелли сказал, что попытается узнать, не продается ли такая подборка в магазинах в готовом виде. Очень длинный список, даже если такая подборка и есть.
— У вас есть этот список?
— Нет, боюсь, нет. Я мог бы попросить Алисию снова составить его, если нужно.
Один бывший полицейский сказал, что никогда не угадаешь, понадобится он или нет. Другой бывший полицейский кивнул.
— Хорошо, — сказал я. — Я спрошу.
— Как она? — спросил Джерри. — Только-только отходит от потрясения.
Многие понимающе закивали. Мы все знали, какие разрушения приносит этот пронесшийся над душой ураган. Все мы, чаще или реже, выслушивали рассказы тех, кто только что был освобожден, — отчет по возвращении, как по-военному называли это в фирме.
Председатель обвел собравшихся взглядом, ожидая еще вопросов, но никто не был готов спрашивать.
— Все? Ладно, Эндрю, мы не можем уволить вас за то, что вы наткнулись на разгуливающего на свободе похитителя, но кто же знал, что вам придется водить машину к тайнику? Как бы то ни было, на сей раз дело для вас обернулось к лучшему, но больше такого не делайте. Ладно?
— Ладно, — безразлично сказал я, и, к моему удивлению, больше мне шею не мылили.
Через пару дней сидевший на коммутаторе партнер поймал меня в коридоре, где я расхаживал с чашкой кофе в руках в поисках чего-нибудь новенького.
— Эндрю? Тебе звонят из Болоньи. Я переключил на телефон в твоей комнате.
Я одним глотком прикончил кофе и схватил трубку.
— Эндрю? Это Энрико Пучинелли.
Мы обменялись приветствиями, и он возбужденно заговорил прямо мне в ухо.
— Энрико, — воскликнул я, — постой! Говори медленнее! Я же не понимаю тебя.
— Ха. — Он шумно вздохнул и заговорил ясно и четко, словно обращался к ребенку:
— Младший из бандитов заговорил. Он боится сесть пожизненно и пытается заключить сделку. Он сказал нам, где после похищения держали синьорину Ченчи.
— Потрясающе, — сказал я. — Отличная работа!
Пучинелли скромно кашлянул, но я понял, что это был триумф допроса.
— Мы были в том доме. Он находится в очень тихом пригороде Болоньи, где живут люди среднего достатка. Мы выяснили, что его снимает отец с тремя взрослыми сыновьями. — Он с отвращением прищелкнул языком. — Все соседи видели, как из дома выходили и входили в него какие-то люди, но никто не обещает снова их узнать.
Я усмехнулся про себя. Показывать пальцем на похитителя вредно для здоровья.
— Дом был обставлен мебелью, принадлежавшей владельцу, но мы все тщательно осмотрели, и в одной из комнат наверху мебель, стоявшая на ковре, оказалась слегка сдвинутой по отношению к старым следам. — Он остановился и встревоженно спросил:
— Понимаешь, Эндрю?
— Да, — ответил я. — Мебель передвигали.
— Точно, — с облегчением сказал он. — Кровать, тяжелый комод, платяной шкаф, книжный шкаф. Все. Комната большая, для палатки места достаточно, а из окна видно только сад да деревья. Снаружи туда никто не мог заглянуть.
— А ты не нашел чего-нибудь... полезного, каких-нибудь улик в остальных комнатах?
— Мы искали. В первый раз мы пришли в этот дом вчера утром. Я подумал, что тебе интересно будет узнать.
— Ты прав. Это прекрасная новость.
— А синьорина Ченчи, — спросил он, — ничего больше не вспомнила?
— Пока нет.
— Передай ей мое почтение.
— Конечно, передам.
— Я перезвоню, — сказал он. — Мне отозвать обвинение, как ты сказал? Поскольку это дело частное, между нами, я перезвоню из дома, ладно?
— В любое время, — ответил я. Он попрощался — в голосе его звучало удовольствие, весьма заслуженное, и я добавил его информацию к моему отчету.
В среду утром я снова поехал в Ламборн, в основном из-за списка названий музыкальных произведений. Как оказалось, я приехал как раз в тот момент, когда лошади Попси вереницей выходили на тренинг.
Попси была одета в джинсы и рубашку, а поверх этого в стеганый жилет, на сей раз ярко-розовый, словно не замечая, что сейчас жаркий июльский день. Пышные седые волосы обрамляли ее большую голову, как кучевое облачко.
Она стояла во дворе конюшни в окружении хрумкающих, подскакивающих четвероногих. Увидев меня, она широко махнула мне рукой. Стараясь сохранять спокойный вид, что мне явно не удалось, я увернулся от полутонны чересчур живого веса и добрался до нее.
Насмешливые зеленые глаза искоса глянули на меня.