– Я подумаю, – сказал Толян.

С тем Коржик и ушел.

Через неделю он выбрал момент и опять напомнил о кондиционерах. Толян нехотя согласился:

– Ладно. Возьмешь деньги у Ларисы, – сказал он с кислой миной. – Можешь послать за ними Андрюху и еще кого-нибудь.

У Коржика осталось странное чувство. Вроде бы он добился своего, но что-то пошло не так. Интуиция подсказывала ему, что не нужно было выжимать из Толяна эти деньги и скоро он об этом пожалеет.

Он гнал от себя эти мысли, но дальнейшие события только подтвердили его опасения.

20

В понедельник в офисе появился новый сотрудник. Коржик увидел его в открытую дверь соседнего кабинета, когда проходил мимо по коридору. Тот озабоченно пялился в разложенные на столе бумаги и кнопил телефон. На часах было только начало десятого. У них в такое время еще не звонили. В основном, зевали, вешали пиджак на спину кресла, переобувались в офисные ботинки и шли пить кофе, если не было Толяна. А его с утра почти никогда и не было.

Собирались все на кухне. Она была свободна до полудня, пока повариха не привезет обед, и все бездельники отирались здесь во всякое время. Кроме обычного окна на улицу, кухня еще имела и длинное окно в коридор, так что всегда было видно, когда появляется директор – путь в его кабинет пролегал мимо кухни. Как только он стремительным шагом проносился мимо, все делали вид, что оказались здесь случайно и суетливо разбегались по кабинетам.

В это утро Толян еще не появился. Все пили кофе и делились новостями. Поначалу Коржик не очень любил эти собрания, но потом втянулся. Деваться некуда, а восемь часов рабочего времени надо как-то скоротать. Сам не скоротаешь – никто за тебя этого не сделает.

Кофеварка закипела, плюшки принесли, посиделки начались. Кофе в конторе был всегда хороший, брендовый, ни в коем случае не растворимый, а плюшки из магазина, где, говорили, можно встретить парочку известных киноактеров. Они где-то здесь и жили. Коржик, правда, их не встречал. Но он в тот магазин и не ходил. Так, был один раз и все. Платила за все Лариса. Открывала сейф, брала деньги и говорила:

– Лена, сходи в магазин.

– Как обычно? – спрашивала Лена, с готовностью поднимаясь. Ей нравилось ходить по утрам в магазины.

– Да. Ну, разве что будут новые рогалики.

Лена уходила. Народ через открытые двери видел ее, понимал, к чему идет дело, и смотрел на часы. Через десять минут Лена вернется, еще через десять закипит кофеварка, значит, через двадцать можно подтягиваться на кухню. Впрочем, запах свежесваренного кофе и так оповещал всех об этом, никто не мог бы его не услышать.

Коржик взял свою чашку и сел поближе к окну.

– Кто это? – спросил он у Лены, кивнув на дверь, где сидел незнакомец. Он так и не вышел на кофе-брейк.

– Новый сотрудник, – ответила она.

Вот это номер! А он думал, что это очередной региональщик приехал в командировку и озабоченно обзванивает родственников, что доехал хорошо, с ним все в порядке, у телефона села батарейка, так что не волнуйтесь, а деньги еще есть.

Новый кадр был очень похож на провинциала. Все провинциалы в Москве похожи друг на друга. Чаще всего их можно отличить с первого, даже беглого взгляда. Есть в них какая-то напряженная неуверенность, смешанная с пафосным состоянием от пребывания в Москве. Один его знакомый даже отдельный блокнот себе завел, куда записывал только московские адреса и телефоны. И всякий раз брал его в командировки.

– Как его зовут? – поинтересовался Коржик.

– Митхун.

Коржик едва не поперхнулся:

– Мит – чего?

– Хун.

– Митя то есть?

– Нет, именно Митхун.

Голова у Коржика с утра соображала не очень:

– Как это?

Лена пожала плечами.

Коржик знал заочно одного перца с таким именем. То был актер индийского слезоточивого кино Митхун Чакраборти. Того самого кино, где на фоне красивой природы группа плотных девушек танцует против группы упитанных юношей. Все в цветочных гирляндах, все поют с неестественным эхо, как будто голоса идут из пещеры, а на лбу у девушек, в аккурат между глаз, еще и коричневые кружочки налеплены. То ли родинки, то ли мишени.

– Он индус? – спросил Коржик.

Лена не знала.

«А что? – подумал он. – Кого только сейчас не встретишь в Москве». Он, например, постоянно видел двух таких черненьких в тюрбанах в одном подземном переходе. Продавали пляжные зонтики и вязанки бус. Даже сносно отвечали по-русски на несложные вопросы, почти без жестикуляции. Толян, как человек импульсивный, вполне мог взять одного такого хлопца из-под земли. Коржик подумал, что надо будет заехать к тому переходу и посмотреть, все ли подземные сидельцы на месте.

Все замолчали, пораженные его предположением. Если Митхун индус, то вскоре нужно ждать появления в офисе и других индусов, его родственников, которых он неизбежно потянет за собой. Будут ли они в тюрбанах и с цветочными гирляндами на шее, как в кино? Может, пора выучить пару слов на хинди?

Было слышно только прихлебывание кофе и мерный хруст рогаликов. Наверное, так хрустят сочной травой коровы на лугу. Того и гляди, кто-нибудь издаст протяжное мычание. Коржику вспомнилось, как недавно Толян едва не взял в ресторан своей гостиницы, которая в провинции, повара-негра. Тот приходил на собеседование и, мешая русские слова с французскими, рассказывал, как замечательно он умеет готовить паровую «стерьлйадь» и еще чего-то там. Но не взял. Что-то его удержало. Может быть, здравый смысл? В ресторан поехал русский повар.

Издалека доносилась Митхунова бойкая болтовня по телефону. Говорил он без акцента и с характерными оборотами провинциального прапорщика:

– Здорово! Как сам-то? Да ну?! А я теперь в Москве! Ага! Буду бизнес двигать. Добро! Лады! Ну, бывай. Звони, если чего.

«Словарный запас небольшой, – отметил Коржик, – но все же поболее, чем у зонтичных индусов. Значит, наш».

– Откуда он? – первым нарушил молчание Андрюха.

Андрюха – парень колоритный. Выглядел он так, будто его только что вынули из-за руля чоппера – большого сарая, где сумки с заклепками, колонки с музыкой, бензобак с черепами и все такое, и забросили в офис. На Андрюхе отдыхал глаз. У него была длинная коса, кожаные обтягивающие штаны и ковбойские сапоги со скошенными каблуками, только без шпор. На его майке красовалось скромное пожелание на английском, чтобы все поцеловали его в задницу. Росту в нем было почти два метра плюс хорошо прокачанные бицепсы. Он позволял себе весь этот прикид, за который любого другого уже давно выгнали бы взашей, только потому, что был сыном какого-то хера из министерства и хер этот был очень нужен Толяну. Поэтому ему все прощалось, а обязанностей у него и вовсе никаких не было.