— Вы сказали, что он коллега вашего мужа? — спросил Драммонд, лишь бы что-то сказать и развеять ее страхи; впрочем, из этого ничего не получилось. Должно быть, помочь могла лишь правда. Но чем больше он узнавал из ее рассказа, тем меньше оставалось у него возможности успокоить Элинор. — Он работает в Казначействе?
— Нет, он член парламента и отвечает за торговлю и финансы.
— Вам удалось услышать еще что-нибудь?
— Нет. Когда я снова спускалась по лестнице в холл, сэр Джон уже уходил. Я не хотела встречаться с ним, зная, как он рассержен, и понимая, что они с Шолто окончательно рассорились. Поэтому я переждала на лестнице, когда он уйдет. Я видела их прощание. Они оба были предельно официальны и едва сдерживали себя. Если бы не присутствие лакея, я думаю, они не стали бы притворяться.
— Вы не спросили лорда Байэма о причине ссоры?
— Нет, по крайней мере, не сразу. Он был слишком разозлен и… — Элинор понизила голос почти до шепота. — Я боялась того, что он мне ответит.
Драммонд забыл об осторожности. Он взял ее за руку и почувствовал, как ее пальцы крепко сжали его ладонь. Она ухватилась за него как за якорь спасения, боясь, что утонет в пучине охватившего ее отчаяния.
— Что же он вам ответил? — настаивал Драммонд, крепко сжимая ее ладонь.
— Политические разногласия, сказал он. По финансовым вопросам, — ответила Элинор с отчаянием в голосе.
— И вы этому не верите, не так ли?
— Нет… я… мистер Драммонд, я боюсь, что случилось самое ужасное. То, чего так страшился Шолто, уже произошло. Я чувствую себя так, словно предаю его, когда думаю об этом, но я ничего не могу поделать, это где-то во мне глубоко, и я не могу этого отрицать. Я боюсь, что сэр Джон знает правду о смерти Лоры Энстис и о том, какую роль в этом отводят Шолто, хотя тот абсолютно невиновен… И еще он знает, что Уимс шантажировал Шолто.
Она перевела дух и попыталась взять себя в руки и успокоиться, прежде чем продолжить.
— Я считаю, что сэр Джон ошибается, что он несправедлив к Шолто. Мне кажется, он убежден, что именно мой муж убил ростовщика. Это все, что я могу предполагать относительно причины его гнева и почему Шолто не смог защититься. Ведь он не перестает считать себя виновным в смерти Лоры, хотя знал о ее неуравновешенности, о ее комплексе… самоуничтожения…
Элинор умоляюще подняла глаза на Драммонда.
— Шолто не представлял, что кто-то мог так любить, и менее всего думал, что Лора способна покончить с собой из-за неразделенной любви… Ведь это… так ненормально, вам не кажется? Когда так мало знаешь человека… даже не был близок с ним… хотя бы в какой-то малой степени…
— Я полагаю, Лора была нормальным человеком, — медленно произнося слова, возразил Драммонд. — Вполне возможно, что это явилось проявлением некоторой… — Тут он умолк, испугавшись, что не подберет верное слово. Оно не должно быть жестоким осуждением и не должно отрицать подлинность чувства, столь знакомого ему и заставляющего страдать. — Слабости, — наконец отважился он. — Жизнь порой щедро дарит нам чувство любви, которое пугает нас и кажется непосильным. Смелые без страха принимают его… Возможно, этого не дано было знать Лоре Энстис.
— Бедняжка, — прошептала Элинор. — Как хорошо вы сказали, словно сами знали… — Она судорожно сглотнула слюну и отвернулась. — Мне жаль, что я нарушила ваше уединение. Спасибо вам за все. — Она освободила руку. — Вы были так терпеливы, мистер Драммонд. Мне теперь намного легче; я рада, что рассказала вам все.
— Я готов помочь всем, чем только могу, обещаю вам, — тихо промолвил он. — У нас есть несколько подозреваемых, чьи мотивы куда серьезней мотивов лорда Байэма. Они до сих пор не могут предъявить свое алиби на час убийства.
— Вы уверены? — в ее голосе прозвучали нотки надежды.
— О да. Есть все основания надеяться на лучшее.
— Благодарю вас. — Шурша юбками из тяжелой тафты, Элинор вернулась в полную света и смеха гостиную.
Проводив последних гостей, Шарлотта, Эмили и Джек наконец остались одни. Газовые светильники были прикручены, посуда в столовой собрана и дожидалась, когда слуги унесут ее.
Эмили повернулась к мужу. Ее интересовало дело, из-за которого пришла Шарлотта, однако еще больше интересовали дела ее мужа, ради чего и был устроен этот ужин.
— Вечер удался, не так ли? — спросила она нетерпеливо. — Ты долго пробыл с лордом Энстисом в кабинете. Он о чем-то расспрашивал тебя?
Широкая улыбка на лице Джека сняла все следы усталости после напряженного вечера.
— Да, — вздохнул он с глубоким удовлетворением. — Лорд Энстис рассказал много интересного и нового для меня. Он удивительный человек… — Джек хотел найти слово, которое точнее характеризовало бы его собеседника, и, кажется, нашел: — Это магнетическая личность. Человек огромной эрудиции и, кроме того, необычайно энергичен и остроумен. Мне кажется, он пользуется гораздо большим влиянием, чем я предполагал.
— Как думаешь, ты понравился ему? — Эмили настаивала на всех подробностях беседы, пытаясь выудить самое главное. — Что он сказал тебе? Джек, не испытывай наше терпение.
Улыбка Рэдли стала еще шире.
— Он предложил мне стать членом избранного общества, которое делает много хорошего, часто даже анонимно. Они создают благотворительные фонды, борются с преступностью в ее наихудшем проявлении…
— Прекрасно! — радостно подхватила Эмили. — Ты согласился?
— Нет! — непроизвольно вырвалось у Шарлотты. Джек и Эмили с недоумением повернулись к ней. — Нет, — повторила она более спокойно. — Ты должен прежде хорошенько разузнать, что это за общество, прежде чем вступать в него.
— Шарлотта! Но это общество добрых дел, — резонно заметила Эмили. — Что в этом плохого? — Она повернулась и вопросительно посмотрела на мужа. — Разве не так?
— Конечно так, дорогая, — заверил ее Джек. — И, как считает лорд Энстис, это будет значительным шагом, с помощью которого я получу поддержку тех, кто пользуется подлинным влиянием в политике и в обществе.
Шарлотта хотела было возразить, но о чем она могла им сказать? Об опасениях Питта относительно Драммонда, о случаях коррупции в полиции, в чем он уже убедился, и о его тревоге, что он знает не все, а коррупция уже пустила глубокие корни?
— А что от тебя потребуют взамен? — вместо этого спросила она. — Твою лояльность, независимость как личности, а потом, возможно, и твою совесть?
— Ничего подобного, — удивился Джек; кажется, это заявление Шарлотты его даже развлекло. — Ведь это благотворительное общество!
— При этом тайное? — упорствовала в своем недоверии Шарлотта.
— Не тайное, Шарлотта, — поправил ее Джек. — Просто закрытого типа. Именно такой и должна быть благотворительность — скромной, закрытой и не стремящейся к популярности, не так ли?