Никто не пострадал. Ни на кого не было заведено дело. Никого не осудили.

Но Биллу Питерсону этот эпизод представлялся явным доказательством того, что Деннис Фриц являет собой угрозу для общества и должен быть казнен, чтобы избавить от опасности молодых дам. Лавита Брюер была лучшим – и единственным – свидетелем, какого он смог найти.

Во время своей страстной речи, призывающей присяжных осудить Фрица на смерть, Питерсон посмотрел на Денниса, ткнул пальцем в его сторону и сказал:

– Деннис Фриц, вы заслуживаете смерти за то, что вы с Роном Уильямсоном сделали с Деброй Сью Картер!

В этом месте Деннис перебил его и сказал, обращаясь к жюри:

– Я не убивал Дебби Картер.

Спустя два часа присяжные вернулись из совещательной комнаты с приговором – пожизненное заключение. Когда приговор зачитали, Деннис встал, повернулся лицом к ложе жюри и сказал:

– Дамы и господа, я только хотел бы сказать…

– Простите, – перебил его судья Джонс.

– Деннис, вы не имеете права это делать, – пояснил ему Грег Сондерс.

Но Деннис не желал, чтобы ему затыкали рот, и продолжил:

– Господь наш Иисус на небесах знает, что я этого не делал. Я хочу только, чтобы и вы знали, что я прощаю вас. И буду молиться за вас.

Вернувшись в камеру, в удушливую тьму своего маленького уголка преисподней, он не испытал ни малейшего облегчения от того, что избежал смертной казни. Ему было тридцать восемь лет, он был невиновным человеком, никогда в жизни не испытывавшим тяги к насилию, и перспектива провести остаток жизни в тюрьме была для него совершенно невыносима.

Глава девятая

Аннет Хадсон внимательно следила за ходом процесса над Фрицем по репортажам в газете «Ада ивнинг ньюз», которая 12 апреля, во вторник, вышла с огромным заголовком на первой полосе: «Фриц признан виновным в убийстве Картер».

Как обычно, в статье упоминалось имя ее брата. «Рон Уильямсон, которому тоже предъявлено обвинение в убийстве первой степени, предстанет перед судом 21 апреля». О причастности Рона к убийству Дебби Картер и о грядущем суде над ним говорилось во всех шести материалах, посвященных процессу.

«Как же при этом можно ожидать, что удастся составить беспристрастное жюри? – без конца повторяла себе Аннет. – Если один соучастник признан виновным, может ли другой в том же городе рассчитывать на справедливый суд?»

Она купила Рону новый серый костюм с дополнительной парой брюк темно-синего цвета, две белые рубашки, два галстука и новые туфли.

20 апреля, накануне открытия процесса, Рона привели в суд для предварительной беседы с судьей Джонсом. Судью тревожило, что обвиняемый может повести себя буйно, – небезосновательная тревога, учитывая недавний опыт. Попросив Рона подойти к столу, судья сказал:

– Я хочу убедиться в том, что завтра, когда вас сюда приведут, вы не будете нарушать порядок. Вы понимаете, о чем я беспокоюсь?

– Не буду, если они не станут снова мне говорить, будто я кого-то убил, – ответил Рон.

– Но вы ведь понимаете, что они не могут этого не делать? – продолжал судья.

– Понимаю, но это неправильно.

Судье Джонсу было известно, что в прошлом Рон – выдающийся спортсмен, поэтому он решил прибегнуть к спортивной аналогии:

– Судебный соревновательный процесс напоминает спортивные состязания. Каждая сторона имеет возможность атаковать и каждая – обороняться. Это просто часть судебной процедуры. Вы же не возражаете против этого правила в спорте?

– Нет, только из спорта меня вышвырнули, – ответил Рон.

Для обвинения процесс над Фрицем стал отличным разогревом перед главным событием, в котором предполагалось задействовать тех же свидетелей и практически в том же порядке. Но на предстоящем суде у штата было два дополнительных преимущества. Во-первых, подсудимый был психически неуравновешен, склонен переворачивать столы и выкрикивать оскорбления, а такое поведение большинство людей, в том числе присяжные, не одобряют. Рон мог быть пугающе мрачным, люди страшились его. Во-вторых, его адвокат был слеп и не имел помощников. После того как его назначенный судом помощник Барбер в марте был освобожден от дела, замены ему так и не нашли. Барни славился быстротой реакции и непревзойденным умением вести перекрестный допрос, но отпечатки пальцев, фотографии и исследование волос в силу незрячести были его слабым местом.

Защита не могла дождаться начала процесса. Барни уже тошнило от Рона Уильямсона. И его приводило в отчаяние то, что он отнимает у него бесценные часы, которые можно было бы потратить на других, платных клиентов. К тому же он боялся Рона, физически боялся. Он попросил сына, который не был юристом, во время процесса сидеть за спиной у Рона – на всякий случай. Сам Барни собирался сесть как можно дальше от своего подзащитного, но скамья оказалась не настолько длинной, так что в случае, если Рон внезапно сделал бы угрожающее движение в его сторону, сын должен был вскочить и силой усадить его на место.

Таков был уровень доверия между адвокатом и его клиентом.

Однако 21 апреля мало кто в переполненном зале суда догадывался, что сын призван защитить отца от его клиента. Большинство присутствовавших были потенциальными присяжными, непривычными к подобного рода заседаниям и не знавшими, кто есть кто. Здесь же находились репортеры, любопытствующие юристы и обычная компания сплетников, которых в маленьких городах всегда привлекают судебные процессы, особенно если рассматривается дело об убийстве.

Аннет Хадсон и Рини Симмонс сидели в первом ряду как можно ближе к скамье подсудимого. Несколько близких друзей Аннет вызвались в течение всего процесса быть рядом и поддерживать ее. Она отказалась. Ее брат был болен и непредсказуем, она не хотела, чтобы ее друзья видели его в наручниках и кандалах. Не хотела она и подвергать их тяжкому испытанию смотреть на улики и слушать чудовищные показания свидетелей. Им с Рини уже довелось пройти через это во время предварительных слушаний, так что они представляли себе, что их ждет теперь.

У Рона друзей в зале не было.

Первый ряд по другую сторону прохода занимала семья Картеров, там же они сидели и во время суда над Фрицем. Родственники противных сторон старались не встречаться взглядами.

Был четверг, прошел почти год со времени эксгумации тела жертвы и ареста Рона и Денниса. Год и месяц минули с того времени, как Рон последний раз более-менее серьезно лечился в Центральной больнице штата. По запросу Барни его однажды осмотрела Норма Уокер из местной больницы. Это был краткий визит, который начался и закончился так же, как все прочие его визиты в городскую клинику. В течение всего года назначенные лекарства выдавались ему тюремщиками нерегулярно, если вообще выдавались. Время, проведенное в тесной одиночной камере, не способствовало улучшению его душевного здоровья.