…Впрочем, последнюю часть повествования Стас предпочел опустить. О том, что произошло между ним и Зелмой, он рассказал Льву – и то чрезвычайно сжато, в самых общих чертах – много позже. Рассказывая в деталях, как трудно было объяснить африканцам, чего он от них добивается, когда решил организовать неграм «урок физкультуры», одновременно Крячко что-то писал на все том же, уже изрядно исписанном листе бумаги. Дойдя до того места, когда в курилку заглянул охранник, заливаясь неудержимым смехом, он подал листок Алексею Юрьевичу.
– …Представляете, у него были глаза папуаса, который узнал, что его записали в эскимосы! – весело рассказывал Станислав, вполне серьезно поглядывая на Льва и Смирнова.
Прочитав: «Насколько я понял Зелму, завтра спозаранок нас куда-то собираются увезти. Но не в консульство. Она готова нам помочь. Алексею Юрьевичу надо зайти в восемнадцатый кабинет, она объяснит, что и как», и Гуров, и Алексей Юрьевич некоторое время безмолвно взирали друг на друга. Каждому подумалось: а не провокация ли это? Но, с другой стороны, в их положении выбирать не приходилось. Молча кивнув Стасу, закончившему свой рассказ, Смирнов громко зевнул и, объявив:
– Пойду, что ль, тоже прогуляюсь? – вышел из палаты.
Теперь, когда их перестали держать за наглухо запертой дверью, шансы удачно бежать из клиники возросли многократно. Пройдясь по коридору, сопровождаемый зорким оком охранника, он поравнялся с кабинетом номер восемнадцать. Улучив момент, когда секьюрити отвлекся, чтобы отследить, что происходит в другом конце коридора, Алексей Юрьевич быстро открыл дверь и скрылся за нею. Этот кабинет оказался дежуркой санитарок клиники и официанток ее пищеблока. Здесь стояло несколько платяных шкафов, полированный стол со скатертью, подле которого четыре новеньких стула. На одном из них, изучающе глядя на Смирнова, сидела почему-то погрустневшая Зелма.
– Вы чем-то расстроены… – внимательно посмотрев на девушку, констатировал Алексей Юрьевич. – Надеюсь, я вовремя? А то, может быть, заходить и не стоило?
– Нет, нет, – немного рассеянно улыбнулась та. – Знаете, я случайно услышала о том, что вас всех троих собираются передать… я точно не знаю кому, но, по-моему, американцам. Мне подумалось, что вряд ли янки, которые, насколько я знаю, к русским особой дружбы не питают, будут с вами церемониться и дадут возможность уехать домой. Не знаю почему, но вы мне показались людьми очень приличными, и я решила вам помочь. Правда, не знаю чем и как.
– Зелма, для нас главное – оказаться за пределами клиники и найти хоть какую-нибудь одежду. В больничной, сами понимаете, нас видно за версту. Отсюда как-то можно незаметно скрыться?
– Очень трудно… – девушка вздохнула. – Окна везде из бронестекла, на первом этаже входная дверь постоянно на замке, вокруг клиники – высокая изгородь, ворота на замке, везде охрана… Есть шанс уйти через подвал. Там прачечная и кладовые. Можно сделать так. Вас троих я как бы беру себе в подмогу – отправить в подвал постельное белье. Там есть другой, запасной, выход наружу. Сзади здания – контейнеры для мусора. Если их придвинуть к забору, то можно без проблем перебраться на ту сторону. А вот там…
– Постойте, постойте! – перебил ее Алексей Юрьевич. – Но ведь вы в таком случае окажетесь под ударом!
– Наверное, да… Нет, в принципе, меня в подвале вы могли бы связать, и тогда…
– Нет, нет, нет! Этот вариант не принимается. Лучше сделаем так. Мы организуем ложную пожарную тревогу. Поднимется паника, и тогда появится шанс бежать, причем вы оказываетесь вне подозрений.
– Хорошо, я согласна, – благодарно улыбнулась Зелма.
По просьбе Смирнова она нашла ему несколько газет, большой комок ваты, принесла всяких таблеток и порошков. Скрутив бумагу и вату в многослойный «рулет», слои которого были пересыпаны смесью размятых бутылкой таблеток, он стянул его бинтом, в результате чего получилась довольно длинная бумажно-ватная «сарделька». Пояснил девушке, что ей необходимо, найдя решетку вентиляции, незаметно поджечь конец «сардельки» зажигалкой и отправить ее в вентиляционную систему.
– …С этого момента вы нас не должны даже замечать. А когда станет ясно, что нас здесь нет, первой поднять тревогу: «Русские сбежали!» Договорились? Нам было бы очень неприятно узнать, что у вас из-за нашего побега случились какие-то неприятности.
Улыбнувшись ей на прощание, Алексей Юрьевич скрылся за дверью. Немного подождав, Зелма, как бы направляясь куда-то по своим делам, прошла мимо сонно хлопающего глазами охранника и, в дальнем углу коридора, незаметно щелкнув зажигалкой, отправила сразу же занявшуюся «сардельку» во встроенный в стену вентиляционный короб, заметный лишь по фигурной решетке, просматривающейся со стороны. Сразу же после этого она отправилась в пищеблок, уже по пути услышав пронзительное дребезжание звонка пожарной тревоги.
По коридорам забегали дежурные сотрудники медперсонала, охранники, обитатели палат. В основном они были представлены африканцами и арабами с севера Африки. В палату к нашим путешественникам заглянул коридорный охранник и что-то проорал по-португальски, указывая на выход. С делано-недоуменным видом наше трио вышло в коридор и, смешавшись с толпой, спешащей к лестнице, вскоре оказалось на улице.
Здесь стоял разноязычный гвалт; бегали охранники, опасающиеся, что «пациенты» центра могут под шумок скрыться в темноте. Но как тут можно было хоть что-то усмотреть, если секьюрити были считаные единицы, а «пациентов» – десятки человек? Поэтому уже минут через пять после начала тревоги, когда еще даже не все находившиеся в здании были эвакуированы, к старшему охраннику подбежала Зелма и с тревогой сообщила о том, что среди эвакуированных не видит троих русских, доставленных в центр сегодня после обеда.
Поблагодарив девушку за бдительность, старший тут же объявил тревогу и немедленно связался с полицией. Всего минуту спустя к центру примчалось сразу пять экипажей полицейских машин, следом за которыми появились еще три с хорошо всем известной натовской «розой ветров» на водительской дверце. Вывалившиеся из этих машин неразговорчивые люди в штатском молча обследовали двор центра и, обнаружив придвинутый к ограждению, почему-то дымящийся мусорный контейнер на задворках здания, сделали однозначный вывод: русские бежали.
Незаметно для охранников спрятавшись за ближайшим мощным, раскидистым пробковым дубом, трио бывших «робинзонов» короткими перебежками, от дерева к дереву, от кустика к кустику, вскоре оказалось вне зоны видимости охраны. Поспешив на тылы здания, они и впрямь обнаружили несколько металлических контейнеров для сбора мусора. И – о удача! – в одном из них нашелся целый ворох одежды, судя по всему, изъятой у «пациентов» и утилизированной на свалку как непригодной к дальнейшему использованию.
В лихорадочном темпе выбрав себе подходящие «прикиды» – в числе вещей они обнаружили и кое-что из своего, – наши путешественники быстро переоделись и, подтащив контейнер к наглухо запертым железным воротам, помогая друг другу, перебрались на другую сторону. По пути, воспользовавшись спичками, позаимствованными у Зелмы, Смирнов поджег тряпки, оставшиеся в контейнере. Этим он преследовал несколько целей. Прежде всего это должно было помешать преследователям по наличию вещей в контейнере определить, что именно они взяли оттуда и надели на себя. Во-вторых, оставив такой своеобразный «след», они дополнительно отводили от Зелмы возможные подозрения. При «разборе полетов» руководство центра будет уверено в том, что и задымление в здании, и поджог контейнера – дело одних и тех же рук.