На этом месте вода тут же закипела с новой силой, после чего стая рыб вместе с тем, что осталось от девушки, последовала на глубину.
Абу Харата это кошмарное, немыслимое для нормального человека зрелище, судя по всему, ничуть не взволновало. Не дрогнув ни единым мускулом, с неподвижным лицом он наблюдал за муками своей наложницы. Лишь в узких амбразурах глаз в этот момент светилось плотоядное сладострастие. При этом он спокойно внимал звукам музыки, заглушаемой криками обреченной, поглядывал на танцующих наложниц с напряженно-деревянными улыбками, и даже малейшего отзвука жалости не появилось в его органе для перекачки крови, у нормальных людей именуемом сердцем.
Без конца кланяясь и боязливо косясь в сторону кровавого бассейна, к Абу Харату приблизился Шихабуддин – рослый мужчина с бородой, окрашенной хной в медно-красный цвет, в традиционном арабском одеянии – длинной рубахе-дишдаше со столь же белым плащом-биштом, накинутом на плечи, платком-ихрамом на голове и удерживающем его обручем-игалем. На роскошном поясе-хизаме болтался в ножнах украшенный драгоценностями кинжал-джамбия.
– Я прибыл по вашему повелению, о всемогущий! – по-арабски, но с заметным английским акцентом произнес Шихабуддин, склонившись перед Абу Харатом с руками, сложенными лотосом.
– Скажи мне, Шихабуддин, для чего на самом деле тебе нужно было собрать шпионов-пенсионеров из разных стран мира? Чего ты хотел достичь? – сделав наложницам неприметный знак, повинуясь которому те сразу же куда-то исчезли, ровным, холодным голосом спросил властитель.
– Поверьте, о всемогущий, все это было задумано только ради исполнения ваших повелений и указаний! – почуяв в речах повелителя что-то недоброе, зачастил Шихабуддин, склоняясь еще ниже. – Клянусь милостью пророка, каких-то иных целей я не преследовал. Суть своего замысла я вам уже докладывал – выманить потенциально опасных нам людей за пределы мест их проживания, где их достать весьма затруднительно, и на чужой территории ликвидировать. Собственно говоря, отчасти эта задумка удалась – двоих мы уничтожили. Это француз и немец. Они оба знали слишком много. Особенно Кённель. Будучи в Тунисе резидентом германской разведки, он знал о том, что под вашим мудрым руководством начато образование Всемирной Империи Силы.
– Допустим… – с равнодушием робота обронил Абу Харат. – Но почему не удалось убрать русского? Он ведь тоже знает слишком много. А сейчас – и того более.
– Во всем виноват этот мерзавец Керим! – ударяя себя в грудь, Шихабуддин преданно заглянул в глаза повелителя. – Сначала он провалил устранение русского по пути в Лондон. Кретин-турок указал не на то купе, и наш человек убил совсем не того. За это он, о величайший, уже заплатил собственной шкурой. В самом Лондоне было испробовано несколько вариантов устранения Смирнова. Но, как видно, Керим отнесся к этому без должного старания… Впрочем, когда вы сказали, что этот русский достоин быть скормленным голодным крысам, я передал Кериму, чтобы Смирнова доставили сюда живым, дабы здесь его и его подручных постигла уготованная им кара.
– И почему же она их не постигла? – Абу Харат пронизывающе посмотрел на Шихабуддина.
– Этот бездельник Абдулла Бахри провалил задуманное! – сокрушенно вздохнул тот. – Ради проведения этой операции я пожертвовал своей яхтой. Поверьте, если бы я знал, что ни на Керима, ни на Абдуллу положиться никак нельзя, я сам поехал бы в Лондон. Я не знаю, как это объяснить, но Смирнову и его подручным удалось освободиться и остаться в живых…
– При этом уничтожив экипаж яхты и ее саму, – продолжил за него Абу Харат. – Сейчас он уже у себя дома. Но теперь он может интересовать меня лишь в плане воздаяния за доставленное мне беспокойство. Что мог, он уже сказал. Он раскрыл тебя, он заставил Керима развязать язык, он назвал вслух имя «Абу Харат», которое теперь у всех на слуху. Теперь уже не наше прикрытие – «Аль-Каида», – а Всемирная Империя Силы, которую газетчики прозвали «Черным альянсом», стала достоянием пересудов.
– О, величайший! – предчувствуя недоброе, залебезил Шихабуддин. – Просто обстоятельства сложились не в нашу пользу! Клянусь – я все исправлю!..
Но его слова на властелина не произвели никакого впечатления. Все с тем же бесстрастным выражением лица Абу Харат продолжил:
– Но и это не самое скверное. Русские посмели сделать намек о причастности к созданию Империи величайшей из стран мира. Худшего, чем это, ничего быть просто не может. И за это кто-то должен заплатить. Мне безразличны пустые слова об усердии и обстоятельствах. Ты – виновник провала тобою же задуманной операции. Это ты назначил Керима куратором «Центра единства правоверных», который кем-то был уничтожен. Кроме того, ты искал контактов с МИ-Т5 – английской разведкой. Это мне уже доложили…
– О, величайший! – Шибахуддин простерся перед повелителем, чувствуя, как смертный ужас начинает овладевать всем его существом. – Позвольте мне стать шахидом и умереть во славу победы Империи!
– Империи такие не нужны… – равнодушно сказал Абу Харат и негромко скомандовал: – Охрана!
Поняв, что сейчас его казнят, Шихабуддин на какое-то мгновение помыслил схватить кинжал и, накинувшись на владыку, вонзить его острое, изогнутое лезвие в грудь всевластного. Но тут же отказался от этой безумной мысли – всякому было известно, что тот, в совершенстве владея древними боевыми искусствами своей страны, был способен отразить любую, самую неожиданную атаку. Владыка, казалось, читал мысли всякого, задумавшего в отношении его что-то недоброе. Накинься Шихабуддин на повелителя, его после этого могла бы ждать жуткая казнь, растянувшаяся на дни и недели. Ему оставалось лишь надеяться на то, что тот явит-таки милость и пошлет ему легкую смерть.
Двое нукеров, сильных, как буйволы, и равнодушно-молчаливых, как истуканы, схватив под руки, поволокли его к какому-то овальному железному люку в центре выложенной разноцветной плиткой площадки, окруженной пышными цветниками. Сразу поняв, что это значит, Шихабуддин попытался выхватить кинжал, чтобы ударом в сердце избавить себя от уготованной ему участи. Но нукеры, уловив это движение, вовремя выдернули из-за пояса клинок вместе с ножнами. Теперь Шихабуддину оставалось лишь молить Аллаха о том, чтобы жизнь поскорее ушла из его тела и он не слишком долго мучился.
– Ты упомянул о крысах… – произнес Абу Харат. – Они голодны. Пусть полакомятся тобой, раз ты не сумел накормить их теми, кто должен был пойти к ним на съедение.
Проворно откинув крышку люка, нукеры прямо в одежде запихнули Шихабуддина до пояса в темноту какой-то пустоты и сверху накрыли высокой корзиной, сработанной из металлических прутьев, обтянутых сеткой. Повелитель в очередной раз нажал кнопку пульта, и Шихабуддин вдруг с омерзением и ужасом ощутил, как его ноги облепили десятки непрерывно мечущихся, агрессивных существ, издающих противный, скрежещущий писк. И почти сразу же его тело пронизала адская боль от сотен зубов, раздирающих кожу, мышцы, сухожилия.
Шихабуддин пронзительно завизжал, корчась под корзиной, не позволяющей ему вырваться из садка с крысами. Не поворачиваясь в его сторону, Абу Харат слегка махнул пальцами левой руки, и один из нукеров, достав пистолет, выстрелил Шихабуддину в голову. Владыка все же решил явить ему некоторую милость за то, что перед смертью тот сохранил покорность своей участи.