На вопрос Станислава о том, кто из их родни или знакомых прямо или косвенно может быть связан с криминальными структурами, она недоуменно пожала плечами. По ее словам, единственный криминальный элемент, с которым она имеет определенную связь, – это ее собственный муж, который уже третий год отбывает срок за злостное хулиганство.
Крячко достал снимки, взятые у Хомяковой, и показал их хозяйке квартиры, попросив охарактеризовать родственников, изображенных на них. Таких там было пять человек. Худо-бедно, хотя бы в нескольких словах она рассказала о каждом из этих людей. Но затем, немного помолчав, женщина указала на еще одного человека средних лет, мордастенького, лысоватого, выглядывавшего из-за спин других гостей, как мог понять Стас, без признаков какой-либо скорби на лице.
– А вот этого я и не знаю. – Она пожала плечами. – Он не тамошний – это точно. А вот кто он им, где тут живет и чем занимается – не скажу. Вроде бы, может быть мельком, я его когда-то где-то видела. Но… точной уверенности нет.
Отправляясь по другим адресам, Стас чувствовал: это именно тот, кто ему нужен. И как бы хотелось, чтобы адрес этого подозрительного типа оказался в имеющемся у него списке! Но его надежды не оправдались. По следующему адресу в новой девятиэтажке проживала некая двоюродная то ли золовка, то ли свояченица, которая свою и городскую и деревенскую родню знала еще хуже предыдущей собеседницы Крячко.
На старой улочке, образованной невесть как сохранившимися почти в центре города деревянными и кирпичными особнячками, на стук Стаса открыл бойкий дедок, оказавшийся двоюродным дядей Хомякова. Но на похоронах старик не был, вместо него ездил попавший на снимок его сын, который, к огорчению Стаса, на того типа похож совершенно не был. Впрочем, словоохотливый старик все же пролил кое-какие капли бальзама на истерзанную досадой душу сыщика. Он припомнил, что лысоватенький, мордастенький родственник Хомяковых когда-то работал в каком-то местном вузе. Звали его то ли Григорий, то ли Геннадий.
По четвертому адресу дома никого не оказалось. Выглянувшая соседка, которой Стас вдохновенно сочинил историю о мобильниках, перепутанных во время поминок, пояснила, что человек, проживающий в этой квартире, на снимке присутствует, но это вновь был не тот, кто заинтересовал Стаса. Впрочем, родственник Хомяковых, который работал на железной дороге, завтра должен был приехать. Хотя мог и не при-ехать. Смысл? Его жена и дети в данный момент находятся на «югах»… Узнав еще немало интересных подробностей из жизни прочих соседей собеседницы, Стас с большим трудом сумел-таки откланяться.
Выходя из подъезда, он услышал сигнал своего телефона. Это был Гуров. Лев только что закончил дела в Жукове и собирался ехать в губернский центр. Вкратце опера обменялись тем, что за эти часы им удалось выяснить, и договорились в скором времени созвониться.
Стас отправился по последнему из имевшихся адресов. Поднявшись на второй этаж дома, вполне вероятно, еще дореволюционной постройки, он оказался в тесно заселенной коммуналке. Как он понял с первого взгляда, здесь обитали люди, жизнью если и не окончательно обиженные, то уж, во всяком случае, и счастливыми назвать их было никак нельзя.
На его стук вышла худая, длинноносая особа в застиранном халате с дымящейся сигаретой в зубах.
– Кого надо? – неприязненно поинтересовалась она, явно не собираясь пускать незнакомца внутрь.
– Гульбины дома? – Решив, что ему лучше представиться родственником разыскиваемых им людей, Крячко заговорил на блатной манер. – Где они там схоронились? Ты чё, меня не узнаешь? А я тебя помню!
– С чего это ты меня помнишь? – недоверчиво сморщила желчное лицо обитательница коммуналки. – Когда это ты тут был?
– На Новый год приходил Мишку поздравлять. Напряги извилины!
– Да пошел ты, алкаш! – Неприступная хранительница коммунального покоя захлопнула дверь.
– Э, ты чего там?! А ну открой! – заорал Крячко, молотя кулаком в дверь.
– Ну ладно, я тебе открою, – зло проворчала женщина, щелкнув запором. – Смотри, не пожалей потом!
Стас прошел по узкому коридору, заставленному древними комодами и сундуками, и, увидев дверь с медным номером «4», подошел к ней и прислушался. В отличие от прочих, за этим порогом царила тишина. Крячко без особой надежды постучал, но, к его удивлению, дверь распахнулась. Он увидел высокого, худого мужчину в застиранных спортивных брюках и рубашке навыпуск с короткими рукавами.
– Простите, вам кого? – почему-то пугливо озираясь, спросил мужчина.
Станислав достал фотографии и пояснил цель своего визита, но тут же понял, что и тут у него полный пролет. Как пояснил хозяин квартиры, на похороны Дмитрия из их семьи никто не ездил. Дети живут далеко, а жена как раз болела, и за ней кому-то нужно было ухаживать. Интересующего Стаса человека Михаил Гульбин не знал. Крячко собрался уходить, однако хозяин квартиры неожиданно схватил его за рукав и быстро завел внутрь, после чего закрыл дверь на запор. На недоуменный немой вопрос Станислава он чуть слышно прошептал:
– Тише! Ради бога, тише! Там этот недоумок в коридоре показался, Прошка Мохначев. Переждите здесь. А когда он куда-нибудь скроется, быстренько уйдете.
– С какой это стати я его бояться должен? – Крячко пожал плечами.
– Это такая тварь – никому от него житья нет. Как здесь поселились со своей Лимонкой… Это вот она открывала вам дверь. Ее Лимонкой прозвали и за цвет физиономии, и за характер – чуть что, закатывает истерику. Готова любому в глаза вцепиться. Ну а ее Прошка…
Гульбин договорить не успел, поскольку за дверью раздались тяжелые шаги и кто-то прорычал пропитым, хриплым басом:
– А ну открывай! Открывай, говорю!.. Чё затаились, как мыши? Я знаю, кто там прячется. Какой-то там знакомый… Выходи, знакомиться будем. Выходи, а то хуже будет!
Хозяин комнаты стоял растерянный и побледневший. С дрожью в голосе он тихо прошептал:
– Лучше открыть… Может, и обойдется. А то, чего доброго, искалечит, пьяная скотина.
– Да открывайте, открывайте. – К удивлению Гульбина, его гость на угрозы отреагировал совершенно непонятной, беззаботной улыбкой.
Едва дверь распахнулась, на пороге возник субъект с короткими толстыми ногами, на которые природа не совсем удачно посадила довольно корявое, широкое туловище. С заросшей багровой физиономии тускло взирали заплывшие от пьянки глаза.
– Ну я вас ща!.. – хрипло заорал Прошка, вскинув увесистый кулак, но в тот же миг, получив жестокий удар ногой в солнечное сплетение, вылетел за порог и повалился на пол, не в силах издать даже стона.
Его обидчик спокойно, можно сказать, величественно вышел следом и, стоя в дверях комнаты Гульбиных, молча наблюдал за ним.
– Ах ты па…падло! – Кое-как продышавшись, Прошка с трудом поднялся на ноги. – Да я тебя, козел, сейчас по стенке размажу!!!
Но и вторая его атака закончилась падением. Только еще более болезненным. Встретив его прямым ударом правой под сердце, Стас перехватил левой руку Мохначева, наносящую удар, и, заломив ее за спину, добавил ребром ладони по почкам. Теперь Прошке было не до угроз. Ощущение тяжкого сердечного спазма и мучительной почечной колики, на фоне острой боли в шее, зажатой сильными, словно железными руками, лишило его всякой охоты бузить и махать кулаками. Он вдруг испытал настоящий ужас, поскольку понял, что этот незнакомец в своей ярости беспощаден. Он вдруг осознал, что стоит ему неудачно дернуться, как шея может пострадать самым роковым образом.