Когда съели шашлык и выпили кофе, Лебедев сказал:
– Иван Николаевич, проводи гостя. А я тут задержусь, отдохну.
Гуров встал, качнулся, пол куда-то уплывал, потолок кренился. Иван крепко взял под руку, громко сказал:
– Держись! На воздухе полегчает!
Очнулся он сразу, словно солнечным днем вынырнул из-под воды, в глаза ударил яркий свет. Белый потолок, электрические лампочки без абажуров, в голове – боль и пустота, память, как говорится, отшибло. Гуров посмотрел в потолок, шевельнул ногами, провел ладонями по лицу, повернул голову; по обе стороны от него были ровные ряды коек; слышались храп и стоны. Стало холодно, он натянул на себя тонкое одеяло, затем резко сел, в голове взорвалась боль, перед глазами поплыла зеленоватая муть, рот наполнила горькая слюна. Он хотел сплюнуть, не нашел, куда именно, и, давясь, проглотил. Знобило; он потер голые плечи, покрытые пупырчатой, будто чужой, кожей, поднялся и выяснил, что на нем, кроме трусов ничего нет.
«Что со мной? Где я? – Он снова потер небритые щеки. – Странно, бреюсь каждый день, сколько же я здесь лежу?» – Он сделал несколько шагов, оглянулся, увидел обитую жестью дверь с глазком в центре, подошел, постучал. Никто не ответил, он стукнул сильнее.
– Ложись, алкаш, все одно не откроют, – раздался чей-то голос.
– Мне тоже в сортир требуется, – пробормотал кто-то еще, и заскрипела кровать.
Шлепая босыми ногами, к Гурову подошел невысокий мужичонка, глянул заплывшими глазками, поскреб под мышками, зевнул.
– В первый раз, что ли? Стучи, не боись! – Он оттеснил Гурова и забарабанил в дверь. – Стража! Открывай, начальник, не то тут нальем!
Раздались шаги, дверь приоткрылась, молоденький сержант милиции с неестественно длинными волосами пропустил шмыгнувшего в дверь мужичонку, Гурова оттолкнул.
– Позовите дежурного офицера, – сказал Гуров, пытаясь придать голосу спокойную уверенность.
Но голый человек, стоя рядом с одетым, говорить уверенно не способен, у Гурова ничего не получилось, голос звучал тонко, визгливо. Сержант закрыл дверь, через некоторое время впустил вернувшегося мужичонку, кивнул Гурову, мол, проходи. Гуров шагнул было в туалет, но, увидев на цементном полу пенистые лужи, остановился и повторил:
– Позовите дежурного офицера.
– Тебя связать? – В равнодушных глазах сержанта блеснул тусклый огонек.
Из-за двери напротив туалета донеслась длинная нецензурная брань. Человек ругался вяло, безысходно. Сержант толкнул дверь, и Гуров увидел небольшую комнату, в которой стояли две железные койки; одна была пустая, на другой лежал мужчина в трусах. Руки его были привязаны к изголовью, ноги – к проржавевшей раме. Мужчина попытался выгнуться, выпятил дряблый синюшный живот, безвольно упал и заснул.
– Я офицер милиции, – сказал Гуров и почувствовал, что краснеет.
– Да хоть министр! – ухмыльнулся сержант, обнажив белые ровные зубы. – Плацкарты есть, хочешь, привяжем? Или взад пойдешь?
– Пропустите меня к телефону, я позвоню дежурному по городу…
Сержант коротко ударил Гурова в живот, швырнул за порог и хлопнул железной дверью.
– Дай спать, сука!
– Послушайте, коллега, ложитесь, – раздался другой, уже миролюбивый голос. – Новичкам везде трудно. Поверьте, до шести вас никто отсюда не выпустит.
«Коллега, – подумал Гуров, – любимое слово генерала Турилина. Хорош я буду у него на ковре». Охватили беспомощность и отчаяние. Гуров не хотел, да и не мог думать, как оказался в вытрезвителе. В мозгу больно стучала лишь одна мысль: как вырваться отсюда, снова стать человеком.
– Сколько сейчас времени?
– Да уймись ты, клейменый!
– Около часа, ложитесь, постарайтесь вздремнуть.
– Спасибо, коллега, – ответил Гуров, сел на койку, сжал голову ладонями так сильно, словно хотел выдавить из нее какую-нибудь здравую мысль, получить ответ, почему он здесь, как все произошло? Расплывалось лицо Ивана Лемешева, грустно улыбался Лебедев. Снова толкнула боль, словно в мозг уперлась тупая игла, и мучительно захотелось в туалет. Гуров вспомнил пенистые лужи на цементном полу, тусклую искорку любопытства в глазах сержанта и почувствовал, что может заплакать. От этой мысли ему стало жарко, тут же ударил озноб; Гуров натянул на плечи тонкое байковое одеяло и вновь почувствовал такую беспомощность и отчаяние, какое не испытывал никогда в жизни.
– Знаете, меня тоже мучает бессонница, – раздался уже знакомый интеллигентный голос. – На собственном горьком опыте основываясь, советую: ложитесь, коллега, попробуйте вздремнуть, до утра очень долго.
Гуров не ответил, плотнее закутался в одеяло, которое не грело, лишь царапало, сосредоточился, начал командовать. «Подбери сопли, разозлись! Безмозглый кретин ты, а не сыщик! Но это позже. Сейчас необходимо отсюда выбраться. Встретиться с офицером. Как пройти мимо сержанта? Уговорить, убедить его невозможно, он тупой садист. Заставь меня продежурить здесь хотя бы пару месяцев, в кого бы я превратился? Не отвлекаться, думать, решать задачу. Что может повлиять на человека, отвыкшего думать и чувствовать. Страх? Как его напугать?»
– Коллега! – Гурову не пришлось даже притворяться. Возглас вырвался свистящим шепотом.
– Что, что? – ответили из дальнего угла, заскрипела кровать. – Вам плохо?
– Недавно… инфаркт, – от омерзения к самому себе Гурова затошнило, и он громко рыгнул.
За спиной раздался треск, громкие шлепки босых ног, мощный удар в дверь.
– Падлы! Придурки недобитые! – хрипло прорычал кто-то и вновь шарахнул кулаком по двери. – Пей молоко, сука, не мешай людям жить! Стража!
Гуров покосился на дверь, увидел кряжистую фигуру, широкую волосатую спину. Дверь распахнулась, стучавшего хотели схватить, но мужик вовремя отпрянул – судя по всему, был человеком опытным.
– Лапы убери! Человек помирает! Передай своему вертухаю, что он будет всю жизнь объяснения писать!
«Сейчас врач придет, сделает укол», – испугался Гуров, поднялся и, тихо постанывая, побрел к двери.
– Зачем пьешь, дура? – Мужик подхватил Гурова за локоть. – Коли бог обидел, дома сиди, валерьянку глотай.
Дверь была открыта, в глубине коридора раздались быстрые шаги. Гуров оттолкнул подбежавшего лейтенанта, увидел за его спиной белый халат и быстро пошел мимо, сам не зная куда. Схватить его уже не решались. Сделав еще несколько шагов, Гуров увидел дежурную часть, каких перевидал в отделениях тысячи, проскользнул за барьер, снял телефонную трубку, набрал 02. Подскочил лейтенант, Гуров, неожиданно для себя осевшим голосом, крикнул:
– Стоять! – Услышав ответ телефонистки, он спокойно произнес: – Говорит подполковник Гуров, соедините меня с дежурным по МУРу.
Соединили с дежурным по городу, трубку снял не как обычно помощник, а главный. Гуров знал его плохо и обратился сугубо официально: