В восемь утра Гуров выехал со стоянки, дорога предстояла неблизкая, а мысли были невеселые. «Надо бы цветы по дороге купить, – подумал Гуров, – и заправиться. Бензоколонка есть по дороге, а цветы куплю в аэропорту». Гуров переключил свое внимание на людей значительно более грубых, чем жена и свояченица, стал думать совсем не о цветах и ожидавших его объятиях и улыбках. Еще надо было следить за дорогой, и он не обратил внимания на такси, которое следовало за ним в некотором отдалении.
Последние двое суток, чем бы Гуров ни занимался, а в основном он отупело вышагивал по улице Воровского, он продолжал разговор со своим другом и начальником полковником Орловым. Следует отдать Гурову должное: высказываясь за оппонента, он не играл в поддавки, стремился быть предельно аргументированным, жестко доказательным, однако в споре Гуров всегда оказывался остроумнее полковника, убедительнее, мыслил и рассуждал оригинальнее и систематически одерживал заслуженную победу. Сделав небольшой перерыв, он начинал все сызнова, находил за друга новые аргументы, начальственно повышал голос, порой срываясь на грубость, но собственная контригра неизменно оказывалась солиднее, а грубость он искусно парировал тонкой иронией. Сколь ни пыжился Петр Николаевич Орлов, как ни выкручивался, давил, даже прибегал к демагогии, выиграть «дуэль» ему не удавалось.
А в тот день, прочитав дневник Гурова, полковник взглянул простовато и задал простой, чисто женский, а потому не имеющий ответа вопрос:
– Ну и что?
Услышав его от жены, Гуров всегда отвечал: а мол, и ничего, и разговор прекращал. И когда полковник, старый, опытный сыщик, ознакомившись с подобной информацией, задал такой вопрос, Гуров опешил.
Дело в том, что он проводил сложную и оригинальную комбинацию, используя наиболее сильную сторону противника. Двурушничество среди сотрудников милиции в городе, где убили неугодного свидетеля, не было уничтожено до конца, и секретная информация неизвестными путями просачивалась к преступникам, проникая даже сквозь стены тюрьмы, доходила и до подследственных. От них так же, по неведомым каналам, поступали рекомендации и распоряжения. Гуров сумел подключиться к этой невидимой «телефонной» сети и, передавая нужную ему информацию, вызывал требуемую ему реакцию, которую нетрудно было предугадать.
Ежедневно разговаривая с местной сотрудницей уголовного розыска, в чьей честности он не сомневался, Гуров сообщал, что именно в форме женской трепотни Тане следует передать по инстанции.
Гуров понимал, что ни на какие контакты, тем более переговоры, с МУРом Лебедев не пойдет. И тут же узнает, что подполковник Гуров отстранен, находится в опале и действует на свой страх и риск. В то же время Гуров не уставал повторять, что совсем рехнулся и жизнь положит, но не оставит рецидивиста в покое. Все шло по точно намеченному плану. Правда, в ресторане «Загородный» он допустил промашку и оказался в вытрезвителе. Неприятно, конечно, но он считал, что человек не ЭВМ, просчеты неизбежны, а допущенный им, Гуровым, нанес лишь личный ущерб, а делу не помешал, скорее помог, так как неопровержимо доказал: преступники нервничают и не собираются осесть на дно.
В конце концов, он, подполковник Гуров, пусть в некотором роде случайно, однако вышел на Ивана. Конечно, что Иван искомый убийца – далеко не факт, так достоверные факты, как и золотые самородки, на поверхности не валяются.
И вот, узнав все это, старый сыщик не нашел ничего лучшего, как спросить:
– Ну и что?
– Петр, ты в своем уме? – Гуров даже развел руками.
– С утра был, сейчас не уверен. А ты?
– Не отвечай вопросом на вопрос.
Орлов долго и испытующе рассматривал Гурова, зачем-то вытянул губы дудочкой и скосил глаза на кончик собственного носа.
– Не смеши! Глупо! Тебе нечего сказать?
– А чего ты ждешь? – Орлов жестом остановил взорвавшегося было Гурова. – Возможно, Лебедев – крупнейший пройдоха и организатор убийства. Тогда скорее всего именно по его инициативе на тебя наехала «телега» и ведется служебное расследование. Тебе больно и обидно…
– Слушай, Петр, у тебя много друзей? – перебил Гуров.
– А у тебя? Ладно! – Орлов махнул рукой. – Выдохни. Можно предположить, что твой Иван профессиональный убийца? С твоей мафиозией и такое возможно. Оставим. Меня интересует, что конкретно ты делаешь и как собираешься себя вести в ближайшее время? Открыл частное сыскное агентство?
Гуров обиделся, на друга не смотрел и не мог видеть, что Орлов уже не сидит в кресле развалившись, а выпрямился, подобрал ноги, напрягся, взглядом давит, будто пытается подполковника к чему-то принудить или, наоборот, ждет от него признания.
– Ты же людей не дашь, – ответил Гуров. – За неимением гербовой пишем на чем придется. Я их добью, принесу тебе на блюдечке.
– Дурак ты, – Орлов вновь откинулся в кресле, – самовлюбленный человечек, хоть и подполковник и заместитель начальника отдела МУРа. Тебе одному если не грош, так целковый – красная цена.
Не грош и целковый взбесили Гурова, никто никогда не смел называть его «человечком». «Кровь бросилась в голову», «бешенство помутило рассудок», «комок застрял в горле» – великолепные литературные цитаты. Тем не менее все это с Гуровым и произошло: и «бросилось», и «помутило», и «застряло» одновременно. Он ничего не ответил и отправился в ванную умываться. А когда вышел и, дрожащими руками комкая полотенце, собрался произнести ответную речь, Орлов уже надел плащ и открыл входную дверь:
– Я твою тетрадочку прихватил, может, музей криминалистики заинтересуется, – сказал он равнодушно. – Отдыхай, будут новости, звони, – шагнул за порог и прикрыл за собой дверь.
Гуров растерялся. «Пойти к Константину Константиновичу? В министерство? Может, Петр с ума сошел? Сколько раз работали по более хлипким версиям! А я считал его умницей и своим другом». Неожиданно выпрыгнула сакраментальная, но в конкретной ситуации нелепая фраза: «Любовная лодка разбилась о быт», а дальше еще невообразимее: «Вода взбегала на мол и падала вниз стремительным потоком».
Чувствуя, что может сойти с ума, он бросился к телефону, начал крутить диск, пытаясь по междугородной дозвониться жене. Но либо после восьмерки, либо в середине номера раздавались частые гудки. Гуров постепенно успокоился, решил воевать в одиночку.
Несколько раз он разговаривал с Татьяной, передавая нужную информацию, добиваясь, чтобы к Лебедеву послали человека за деньгами. Необходимо заставить его полезть в закрома; видно, убийцу Лебедев уболтал и платежи отсрочил. С утра и до поздней ночи Гуров прохаживался по улице Воровского, не теряя из поля зрения нужный подъезд; запасшись бутербродами, жевал на ходу, начал покуривать. Он уже узнавал некоторых работников Верховного Суда, знал влюбленных из Гнесинского училища. На Гурова стали обращать внимание постовые, стоявшие у посольства; наконец он решил, что время пришло, и нанес Лебедеву уже известный визит, который от усталости и некоего помрачения начал с последней фразы «Ревизора».