– В Англии, – ответил Павел.
– Англия? – Александр Павлович нахмурился, вспоминая. – Зеленым лужком. Островная. Знаю.
Когда они собирались втроем, то говорили в основном старший дед и внук, средний больше помалкивал.
Александр Павлович набил себе маленькую трубочку, прижег угольком, пыхнул вкусно, спросил:
– Ну и как они там живут?
– По-разному, дед, живут, – ответил Астахов.
– Люди какие? К нам как?
– С любопытством. – Астахов говорил с дедом уважительно, пытаясь коротко ответить на сложные вопросы. – Мало нас знают.
– Что от фашиста их прикрыли, помнят?
– Некоторые помнят. – Астахов запнулся, подбирая слова. – В основном быстро живут, вперед, без прошлого. Жизнь вещами меряют.
– Так ведь и у нас таких развелось в достатке, – вставил дед Павел.
Старший на сына почему-то взглянул неодобрительно.
– Ты, Павел, должен знать. – Он пососал потухшую трубку. – Люди твой труд ценят. Это дураки и вертихвосты судят: мол, бегай, прыгай, ума не надо. Люди знают: если человек ремеслом лучше всех владеет, значит, он великий труженик. Тебя тыщи, может, мильоны людей во всем мире видели. Они к нам после того лучше должны быть. Большое дело, Павел. Ну а что время придет и ты на другую колею должен перебраться, так на то жизнь. А жизнь что поле, в одну борозду не вспашешь, надобно и возворачиваться. Главное, что ты к труду себя приучил. А труженик во все времена и в любом деле в почете будет. Так что ты не гнись, парень.
Астахов отвез Нину Маевскую в Кривоколенный переулок. Выйдя из дома, девушка замолчала – знала, Павла не остановить, лучше подчиниться, он всегда и во всем доходил до конца. Родственник Чингисхана положил руку ей на плечо.
– Из дома не выпускай, к шести утра отвези в аэропорт, проводи до трапа, – сказал Астахов. – Мне там появляться нельзя.
Хозяин тряхнул кудрявой головой:
– Я тебя понял. – Подтолкнул Нину к дому, и она оказалась сразу на крыльце.
Астахов больше ничего не сказал, кивнул и уехал, у него на сегодня еще были дела.
На следующий день, сразу после тренировки, он поехал в район новостройки. Он немного опоздал, у подъезда пахнущего сыростью дома среди разбитых бетонных плит стоял грузовик, нагруженный мебелью. Трое парней в стареньких тренировочных костюмах ее разгружали. Павел быстро переоделся, включился в работу.
Получил квартиру товарищ Астахова Андрей Ткаченко, которого сразу можно было узнать по суетливым движениям, командному голосу и по тому, что таскал он меньше всех.
Работали тяжело, ремней и иных приспособлений не было. Громоздкие вещи в узких пролетах разворачивались впритирку и то, если их поднимали на вытянутых руках.
Этаж был третий, без лифта.
Один из «грузчиков», метатель молота или толкатель ядра, положил на спину холодильник и шел по лестнице, роняя с лица тяжелые капли пота.
Наконец подняли последнюю этажерку, последнюю связку книг. На кухне поставили стол, развернули газетные свертки с нехитрой закуской, открыли четыре бутылки с молоком.
Хозяин поднял стакан:
– Спасибо, ребята.
– Это тебе спасибо, Андрюша. – Метатель глотнул из бутылки половину, вытер губы ладонью. – Ты же мог и стенку приобрести, и квартиру получить не на третьем, а, скажем, на седьмом. Без лифта.
Все рассмеялись. Гигант опорожнил бутылку, опустил руку, достал из-под ног полную.
– Смеемся, а Игоря схоронили… – сказал хозяин.
Неловко молчали, стараясь не смотреть на Астахова. Гигант хлебнул молочка, загудел:
– Паша, я парень простой. Скажи, что болтают, мол, тебя тянут… Скажи, мы не позволим.
– Ты, Коля, как твой молот, – обронил хозяин и хлопнул парня по гулкой спине. – Тяжел и незатейлив.
– Андрей, ты машину когда получаешь? – вкрадчиво спросил Астахов.
– Жду открытку, – хозяин просветлел лицом. – Какую дадут? Может, «семерку»? Я десять штук на книжке зажал. Жду.
– Значит, десять тысяч у тебя есть, – так же вкрадчиво протянул Астахов.
– У меня, Паша, всегда есть, – довольно ответил хозяин.
– А машину с грузчиками нанять? – спросил Астахов.
– Ты что? – хозяин поперхнулся. – Попрекаешь? А дружба?
– Друга беречь надо, а не разменивать на пятерки, – сказал Астахов.
– Чемпион! Эгоист! – Хозяин встал. – Весь праздник испортил.
– Это верно, – один из молчавших все время спортсменов поднялся. – Николай незатейлив, Павел эгоист, а мы с Витьком просто дураки. Бывает.
Все встали, пошли к выходу, метатель вернулся:
– Не серчай, устали. Живи, радуйся. – И пошел догонять товарищей.
Когда снимали отпечатки с колес его «Волги», Астахов жалел, что нет здесь московского сыщика. «Все-таки, что ни говори, а кто милиционером родился, тот милиционером и умрет», – рассуждал Павел, наблюдая, как работают эксперты. Нины нет, колеса он заменил, ему было спокойно. Так малый ребенок, чиркнув спичкой, видит только завораживающий огонек, пока не пахнет жаром и не будет поздно. И успеют ли сильные руки вынести его в жизнь, неизвестно.
Когда прокурор, выслушав Леонидова и придирчиво прочитав документы, вздохнул и подписал постановление об избрании меры пресечения в отношении Астахова Павла Александровича – заключение под стражу, герой разговаривал с Ниной Маевской по телефону.
В Киеве, как и должно, приняли ее по высшему разряду, поселили в «люксе» на Крещатике, цветы, театр. Красиво. Девушка разговаривала с Павлом милостиво, а он понимал, что все между ними кончено. Почему кончено, он не знал. Внутри было пусто, холодно и спокойно. И хватит сантиментов, пора в Москву, здесь жить больше нельзя, от внимания деградирует; не человек, а бабочка, булавкой пришпиленная.
Заснул Астахов, как обычно, сразу. Сны он видел редко.
Только поднялось солнышко, Город вызвал на свои улицы дворников и поливочные машины, начал умываться, прихорашиваться.
В шесть Астахов выбежал в сквер.
– Паша, привет! – Дворник поднял метлу.
Вернувшись с пробежки, Павел включил магнитофон, совсем тихо зазвучала музыка. Он принял душ, надел тренировочный костюм с буквами СССР на груди – на улицу надевать стеснялся, – начал готовить завтрак и одновременно стол для занятий. Движения его были, казалось бы, осторожными, поставил чайник и сковородку, достал из холодильника масло и два яйца, взял тряпку, перешел в комнату, протер стол, положил стопку учебников, тетрадь и ручку. Вернувшись на кухню, разбил на сковородку яйца, когда в дверь позвонили.
Астахов открыл дверь, на пороге стоял Кепко.
– Петрович! Вот радость! Заходите. Завтракать будем! Какими судьбами…