— Ах вот оно что, — сказал Бестужев без особого удивления. — Значит, вы принадлежите к партии эрцгерцога Франца-Фердинанда? Да, теперь многое становится понятным…
Трудами людей из военной разведки он с некоторых пор прекрасно ориентировался в хитросплетениях интриг австрийских высших сфер…
Наследник австро-венгерского трона, эрцгерцог Франц-Фердинанд, пожалуй, никак не мог считаться другом России и особой любви к ней не испытывал. Однако он, что давно известно, был категорически против возможной войны с Россией — в чем решительно расходился с прогерманскими деятелями Шенбрунна. Мало того, эрцгерцог (что не особенно и скрывал) намеревался превратить Австро-Венгрию в Австро-Венгро-Славию: создать Хорватское королевство, передать ему все населенные славянами земли империи и представить этой новой области равные с Австрией и Венгрией права. Причем его высочество был вовсе не прожектером, а человеком сильным, жестким, волевым. Он уже сформировал свою партию, людей из своего окружения старался расставлять на важные посты, а его военную канцелярию уже несколько лет всерьез считали «параллельным Генштабом». Учитывая преклонный возраст государя императора Франца-Иосифа, планы эрцгерцога вовсе не выглядели делом далёкого будущего.
И они, как легко догадаться, вызывали лютое неприятие у многих весьма значительных господ из Вены и Будапешта. Вот, значит, каков расклад… И Тарловски, сразу ясно, свою судьбу и карьеру связывает именно с эрцгерцогом — что ж, вполне понятные стремления, сулящие в скором будущем серьёзные выгоды…
— Я вижу по вашему лицу, что вы всё понимаете, — негромко произнёс Тарловски. — Постарайтесь передать вашему начальству всю сложность ситуации. Продолжая гоняться за аппаратом Штепанека, вы, русские, добьетесь лишь мимолетной выгоды. Громкий скандал с «русским шпионажем» не принесёт особо значительного ущерба известному лицу, но всё же причинит некоторые неприятности возглавляемой им партии и, вполне возможно, нанесет ряд мелких тактических поражений. А нам бы этого совсем не хотелось… да и России, думается, не на руку проигрыши нашей партии.
— Да, безусловно, — медленно произнёс Бестужев.
Он не чувствовал ни малейшей гордости оттого, что невзначай оказался замешан в столь высокие дела. Это был не его уровень компетенции, ему совершенно нечего было делать на таких высотах — тут нужен человек с наполеоновским честолюбием, которым Бестужев как раз не обладал. Хотелось одного — побыстрее обо всем этом забыть. Залетела ворона в высокие хоромы…
— Мне достоверно известно, что противная сторона уже всерьез готовится раздуть скандал, — продолжал Тарловски. — Как вы легко догадаетесь, не только наша партия располагает нешуточными возможностями по части политического сыска. Боюсь, вы все уже установлены не только моими подчиненными, но и другими. ещё три-четыре дня — и можно ожидать каких-то действий. Я вас прошу, сумейте обрисовать вашему начальству всё, что вы здесь слышали, так, чтобы это послужило к максимальной выгоде обеих сторон. Мы не друзья России, господин Бестужев… но мы прилагаем все силы, чтобы наши страны никогда не стали военными противниками, и вы должны это оценить. И помните: те, кто нам противостоит, тоже достаточно сильны…
— Я постараюсь убедить… — сказал Бестужев. — Три-четыре дня, вы говорите?
— Не меньше… но и никак не больше. Нам точно известно, что уже разработаны некие планы, предусматривающие и аресты «зловредных шпионов», и шум в прессе, и соответствующим образом составленные доклады на высочайшее имя. В подобных интригах не церемонятся и бьют со всего размаху. Так что торопитесь. В конце концов, аппарат — совершеннейшая безделка, и мне, признаться, непонятно упорство иных ваших генералов. Даю вам честное слово офицера и дворянина, что я сейчас выступаю как ваш друг… — Граф усмехнулся. — Ну, предположим, не совсем друг, в большой политике не бывает друзей… однако, как явствует из сложившейся ситуации, и мы, и вы объединены общей выгодой. Ни нам, ни вам этот скандал совершенно не нужен.
— Я ценю вашу искренность, граф, — серьёзно сказал Бестужев.
Он подумал: а ведь ничего, собственно, не случилось страшного. Нельзя сказать, что всё пропало. Просто-напросто следует из кожи вон вывернуться, но успеть управиться раньше, чем враждебная эрцгерцогу партия начнет осуществлять задуманное. И волки будут сыты, и овцы целы. Нужно успеть…
Он кивнул на лежащие меж ними печальные фотографии:
— Вы ещё не вышли на след этих субъектов?
— Пока нет, — чуть помедлив, признался Тарловски. — Ясно, что речь идет не о простых уголовниках — к чему им аппарат? Голову даю на отсечение, действуют господа совсем другого полета.
— Вот именно, — сказал Бестужев. — Это Гравашоль. Вам ведь не нужно растолковывать, о ком идет речь?
— Гравашоль в Вене?!
— Можете быть уверены, — сказал Бестужев. — Я с ним столкнулся нос к носу совсем недавно. Представления не имею, зачем ему понадобился аппарат, но он охотится за Штепанеком прямо-таки яростно. Учитывая его личность, репутацию и прошлое, не удивлюсь, если его молодчики и стоят за всем этим… — Он снова кивком показал на фотографии.
— Ну что же, — недобро щурясь, произнёс Тарловски. — Спасибо за подсказку, ротмистр, я немедленно предприму кое-какие меры. Кто бы мог подумать, что мы будем иметь честь увидеть у нас самого Гравашоля… Руперт!
Шофер, не оборачиваясь к ним, кивнул и что-то сделал, от чего двигатель авто мощно зарокотал. Бестужев понял, что разговор о серьёзных делах окончен — видно было, что Тарловски охвачен прекрасно знакомым и Бестужеву охотничьим азартом…
— Всего наилучшего, господин граф, — сказал он, закрывая за собой дверцу машины.
Она тут же развернулась и, набирая скорость, понеслась в сторону Вены. Глядя ей вслед, Бестужев удовлетворенно улыбнулся: месье Гравашолем вскорости должны были заняться люди с серьёзными возможностями… Причем, что немаловажно, здесь не Франция, где некоторая часть общества (подобно российской интеллигенции, восторженно относящейся к бомбистам и террористам) видит в Гравашоле чуть ли не героя.
Он быстрыми шагами, почти бегом, вернулся к экипажу, прыгнул на мягкое кожаное сиденье, громко захлопнул лакированную дверцу с гербом Бачораи и распорядился:
— В Вену, и побыстрее!
Кучерский бич звонко хлопнул по лошадиным спинам, и каурые резво взяли с места. «Нужно торопиться, — думал Бестужев, — два-три дня — это всё, что у нас осталось…»
Он склонился к Вадецкому, приблизил губы к его уху, сказал шепотом:
— Если наше дело сегодня успешно решится, Карл, вы получите обещанное сполна. Клянусь вам чем угодно, так что приложите все силы…
Глаза репортера вспыхнули алчным воодушевлением.
Генерал Аверьянов выглядел совершенно бесстрастным, ни один мускул на лице не дрогнул, пока Бестужев говорил.