– Ежедневно каждый сотрудник пишет рапорт. Их первичную обработку проводят в подразделениях. Если находят что-либо заслуживающее внимания, рапорт пересылают мне.
– Значит, если Песков зацепился, ты об этом мог и не узнать, – подытожил Гуров.
– Меня могли обойти, – согласился Кулагин. – Но генерала – никогда.
– Но ни тебе, ни тем более милиции твой генерал ничего интересного докладывать не станет. Хорошо работаем, главное, во благо России, – сказал Гуров. Он только что хотел сообщить, что случайно именно к “Будапешту” имеет агентурный подход, теперь промолчал. Возможно, Павел ни в чем не виноват, но он, Гуров, тоже на грешной земле живет.
– Какие предложения? – спросил Орлов, чувствуя, что Гуров недоговаривает, болезненно поморщился и вздохнул.
– Какие предложения, если мы не все знаем? – Крячко развел руками. – Будем ждать, пока лейтенант не придет в сознание и с ним можно будет поговорить.
– Станислав, возьми вопрос на себя. Поезжай в Склифосовского, познакомься с сестрами, тебя учить – только портить.
– Вы знаете столько, сколько знаю я, не меньше, – резко сказал Кулагин. – Но с нашим сотрудником будет разговаривать наш офицер.
Орлов взглянул на Кулагина, поднял белесые брови.
– Господин подполковник, данный вопрос решаете вы лично?
– Извините, господин генерал-лейтенант, – смутился Кулагин, – но я представляю свое ведомство...
– Не будем спорить, – мягко сказал Орлов. – Надеюсь, ваше руководство предупредило пограничный контроль аэропортов, на тот случай, если будет установлено, что гостиницу покинул человек интересующего нас возраста?
– Насколько мне известно, – ответил Кулагин, – мужчина возраста и с наружностью человека, которого мы разыскиваем, из гостиницы не выписывался.
– Насколько вам известно, – повторил Орлов. – Но человек не обязательно должен выписываться, он может просто уехать. Пока мы не побеседуем с вашим лейтенантом, вопрос не прояснится. Спасибо, Павел Юрьевич, вы свободны.
Когда Кулагин попрощался и ушел, Гуров сказал:
– Павел порядочный парень, убежден, что он с нами искренен.
– Не говори глупости. Лева. – Орлов вновь потер лицо, зевнул, взглянул на часы. – Он офицер, должен выполнять приказы. А его начальник мужик дерьмовый, я Володина давно знаю. Еще будучи опером, подхалимничал, он ради карьеры на все пойдет. Другое дело, что если бы раненый зацепился раньше, то вчера днем в гостинице от спецслужб было бы не продохнуть. И никто не позволил бы лейтенанту идти в туалет подставлять свою голову, затем около четырех часов лежать в сортире. Все произошло быстро, кроме самого лейтенанта, никто ничего не знал. Вот что он узнал? Станислав, парню сделали операцию, переливание “крови, он раньше утра не заговорит, но к тому времени ты там должен быть своим человеком. Надеюсь, тебе известно, что хирурги носят зеленые халаты только во время операции?
– А если я там встречу коллегу из контрразведки? – спросил Крячко.
– В таком случае, Станислав, ты разочаруешь меня. – Орлов перевел взгляд на Гурова. – Значит, у тебя есть к гостинице агентурный подход?
– Возможно, подход имеется, неизвестно, куда он приведет. Я бы не хотел, Петр Николаевич, распространяться на эту тему раньше завтрашнего дня. Врач сообщил, что рана на голове лейтенанта рваная?
– Да. Почему ты спрашиваешь о характере раны?
– Можно предположить, что удар нанесен кастетом, – ответил Гуров.
– Я уже думал об этом, – сказал Крячко. – Не хотел лезть раньше начальства.
– Хватит предположений, пытались убить сотрудника, который ведет розыск террориста. – Орлов вновь взглянул на часы. – Упущено черт знает сколько времени. Если преступник жил в гостинице, он, конечно, давно съехал.
– И улетел в теплые края, – сказал Крячко.
– Тогда он должен вернуть деньги и потерять лицо. Его нашли, чтобы сделать заказ, и передали ему деньги. Его снова найдут, чтобы деньги забрать. – Гуров посмотрел на Орлова, спросил: – Твое мнение?
– Мы против них не работали, международный кодекс не знаем. Свяжись с Еланчуком, узнай, что они думают по этому поводу. Если все так, наше участие в розыске закончено. Пусть ФСБ работает с Интерполом. Но пока лейтенант не заговорил, мы должны продолжать работать. Так что по местам. Станислав в Склифосовского к раненому, ты. Лев Иванович, с утречка буди своих агентов.
* * *
Гуров позвонил Харитонову в девять утра, судя по голосу, тот лишь проснулся, ответил недовольно:
– Ну? У кого горит?
– Во-первых, здравствуйте, Борис Михайлович, – сказал Гуров. – Вроде вы не пьете, а голос у вас похмельный. Вы дома один?
Харитонов узнал Гурова, заговорил другим тоном:
– Один, возраст уже не тот, чтобы на ночь оставлять.
– “Будапешт”, вчера вечером. – Гуров не сказал, что произошло, ждал реакции.
– Я слышал, в туалете мелкая разборка произошла. – Харитонов помялся, не хотел показывать свою неосведомленность, добавил: – Айзеки анашу не поделили.
– Не угадали, Борис Михайлович. Я знаю, что произошло, меня интересуют подробности. Отправляйтесь туда завтракать, поговорите с девочками.
– Помилуй бог, какие в такой час девочки? И появляться там раньше двенадцати абсолютно бессмысленно.
– Вам виднее, позвоню в пять. Годится?
– Другой разговор. – Харитонов явно приободрился.
Гуров пил вторую чашку кофе, когда позвонил Крячко.
– Лейтенант в сознании, с ним беседовал друг железного Феликса, разговор записан. По-моему, интересно. Будить Петра или приехать к тебе?
– Петр уже наверняка поднялся, но ты заскакивай ко мне, я тебе кофе сварю.
Через полчаса Станислав уже сидел на кухне Гурова, пил кофе, хозяин слушал магнитофонную запись разговора Кулагина с пришедшим в сознание лейтенантом Песковым. Голоса звучали глухо, но слова были слышны отчетливо.
“ – Как ты себя чувствуешь, Андрей? Может, выждем, поговорим позже?
– Который час, господин подполковник?
– Сейчас уже утро, Андрюша, меня зовут Павел.
– Утро. Какого дня?
– Шестое октября, пятница. Ты не волнуйся, врачи говорят, череп твой в порядке, скоро бегать будешь.
– Упустил... Пятница, значит, почти сутки...
– Ну и черт с ним, никуда не уйдет. Кто?
– Триста двенадцатый номер, имя забыл... Короткое... Американец. Я его заметил, он ключ сдавал... Блондин, моего роста, плечистый. Я узнал, он два дня назад поселился... Как мы его пропустили? И номер одиночный, и приметы в цвет.
– Закончили разговор, мужчина, – произнес женский голос. – Сейчас мы Андрюше кровушки подольем, здоровее станет, а...”