Почему – Валентино? Иван Прокофьевич Жмых – таково было его настоящее имя, – наверное, и сам не знал, почему выбрал себе иностранное. Возможно, в какой-нибудь книжке красивое имя попалось, возможно, из-за своей внешности, а он, русак до обозримого колена, был смуглым брюнетом с черными миндалевидными глазами– подсознательно не желал зваться Иваном Жмыхом.
В СП он, естественно, работал под своим настоящим именем, в этом же СП на скромных должностях работали Отар Гаспарян, который знал, кто действительный владелец могущественного синдиката, и Юрий Петрович Еланчук, который лишь догадывался о правде, но при каждом удобном случае подчеркивал, что Валентино никогда не видел и видеть не желает, хотя сталкивался со Жмыхом по десять раз на дню.
Год с лишним назад один из водителей и ликвидаторов команды сказал Валентино, что из СБ увольняют парня, которому цены нет, вот бы его заполучить в разработчики. Но полковник с норовом и подступиться к нему крайне трудно.
Тогда Отар и пригласил гэбэшника на ужин. Встречу контролировали два сотрудника Валентино и он сам, сидя в отдалении в компании с двумя мелкими бизнесменами. Валентино, зная, что Отар ни умом, ни тонкостью обхождения не блещет, держал его при себе на посылках как человека, участвовавшего в создании синдиката. Выгонять нельзя, а ликвидировать опасно, точнее – не педагогично. Валентино рассчитал просто: если гэбэшник предложение Отара примет, значит, человек недалекий и ненужный, а не примет – подойдем к нему с другой стороны и на другом уровне.
Чем закончилась встреча Отара с Еланчуком известно. Когда гэбэшник отобрал у Отара магнитофон, затем, проходя, забрал у наблюдателей фотоаппарат, вмонтированный в зажигалку, Валентино был в восторге и заявил:
– Этому парню нет цены, и он будет работать на меня.
Кадровики и иные начальники СБ сделали все от них зависящее, чтобы мечта Валентино осуществилась.
Гуров, сидя в своем великолепном кожаном кресле, решал кроссворд. Отгадать удалось всего несколько слов, так как думал Гуров совершенно об ином. Где расположен подслушивающий микрофон, который не обнаружили специалисты? И как спасти жизнь Григория Байкова? Гуров не разговаривал еще с Юдиным и не знал, в чем именно покаялся юрист, и сейчас знать это не хотел, так как вольно или невольно начнет отвлекаться, анализировать ситуацию, а сейчас отвлекаться от решения непосредственных задач не следовало, тем более что и в основном направлении сыщик практически не продвинулся.
Гуров взглянул на Крячко, который, как солдат-новобранец, мог спать в любое время суток и в настоящий момент развалился в удобном кресле и громко посапывал.
– Станислав, как полагаешь, невозможно добыть список старшего офицерского состава, уволенного из СБ за последние два года?
– Никоим образом. – Крячко вытер мокрые губы. – Они сами не знают.
– Чуется мне, что разработчик, который сегодня нам противостоит, из этого несуществующего списка.
Крячко открыл глаза, взглянул на товарища, копируя Гурова, пожал плечами и указал на стены. Сыщик беспечно махнул рукой и продолжал:
– Ох, и сладко было бы этого умницу разыскать, потолковали бы по душам, я бы ему морду набил. Защитничек чертов – живот подвело, детей начал воровать.
Гэбистов, как бы их ни называли, Крячко не любил. Эта нелюбовь была у ментов врожденной, что и понятно: работы у «соседей» меньше, а оклад и возможности значительно больше. Однако Крячко возразил:
– А почему гэбэшник, а не наш с тобой курва-однополчанин?
– Потому, – исчерпывающе ответил Гуров (ответ, которым блестяще пользуются дети и женщины). Затем тихо рассмеялся и пояснил: – Чувствуется твердая рука профессионала. Наши коллеги по земле бегают, кругом известные, знакомый на приятеле, им не надо в такое дерьмо лезть, их на приличную работу возьмут.
– Как тебя и меня, – ехидно заметил Крячко.
– Верно. И сколько я знаю толковых ментов-пенсионеров, все пристроились и не испачкались. А гэбэшника, если из конторы выгнать, он враз кислородом задохнется, как рыбка на берегу. Он же был сверхсекретный. Кто его знает, кто ему верит? Ох, найду я этого полковника, вот сладко-то будет! – Гуров отбросил кроссворд, с шумом потянулся. – Умники, словечко загнули… Парнокопытные животные в сельском хозяйстве? «Конь» – не подходит.
– Сколько букв? – Крячко зевнул.
– Пять.
– Мерин.
– Сам ты… – Гуров заглянул в кроссворд. – Ты у меня, Станислав, умница!
Оперативники замолчали. Крячко прикидывал, с какой целью дружок информирует противника о своих предположениях. Гуров, ухмыляясь, представлял, как вражеский разработчик, прослушав пленку, начнет вертеться на стуле и просчитывать возможности быть вычисленным. «Известно, у страха глаза велики, так пусть станут еще больше», – подумал Гуров и добавил:
– Ты меня, Станислав, знаешь: коли решился найти, найду обязательно – раньше, позже, но обязательно.
Крячко покачал головой, постучал пальцем по виску, затем, прищурившись, сделал вид, что прицеливается. Гуров ответил фразой, которую якобы сам и придумал:
– Станислав, мужчина, который относится к себе абсолютно серьезно, просто смешон.
Зазвонил телефон, Гуров снял трубку и ответил:
– Слушаю вас внимательно.
– Гуров?
– Господин Гуров, – поправил сыщик.
– Господин, так вы согласны поменять отца на дочь? Нам девочка ни к чему, вас эта продажная шкура тоже не греет.
Гуров прислушивался к интонации, к манере говорить и решил, что собеседник умышленно огрубляет речь и голос.
– Я не меняльная контора, господин Никто. После освобождения своей дочери Григорий Байков согласен встретиться с кем угодно, так как виноватым себя не чувствует, уверен, что произошла ошибка.
– О'кей! – вырвалось у абонента. – Обменяемся, потом решим, кто, как, зачем и почему.
– Это ваши проблемы. Мне поручено забрать у вас девочку. Кстати, не откажите в любезности, дайте Даше трубку.
– Я же не могу звонить вам не из автомата…
– Пока я не услышу голос девочки и не дам побеседовать отцу с дочерью, всякие переговоры невозможны. И передайте своему шефу, что он держит на службе безмозглых тупиц.
– Да я тебя…
– Поцелуешь в задницу! – перебил Гуров. – Старо! Много раз слышал.
– Все мужики ругаются последними словами, я вроде и не слышу, – задумчиво произнес Крячко. – А ты одно корявое слово скажешь, так вздрагиваю. Почему бы это?
– «Задница» – вполне литературное слово, даже изысканно-интеллигентное, – улыбнулся Гуров.
– Возможно. Тебе виднее. – Крячко вздохнул. – Похитили ребенка, мы в родную милицию не сообщили. Это тоже интеллигентно? Или сокрытие преступления?