– Ты хочешь сказать…
– Только то, чтобы ты подумал, – прервал своего шефа Гуров. – В Европу ты поставляешь не джинсы и кофточки… Не только плетеную мебель.
– Надо думать.
– Что именно и в какие страны ты экспортируешь, поговорим позже, а пока приостанови поставки. Наркотик упакован так, что его не найти ни нам, ни опытной таможне. Уж не говоря о том, что я хочу, чтобы он прибыл по месту назначения.
– Приостанови поставки… – хмыкнул Юдин.
– Я знаю, что это большие деньги, Борис. Вычтешь из моей зарплаты.
Несмотря на трагизм происходящего, Юдин расхохотался.
– Наш человек, – констатировал Крячко. – Его волокут на эшафот, а парень от смеха ноги не передвигает. Наш человек.
– Приостанови все поставки, – упрямо повторил Гуров. – Я хочу понять, торопятся они или нет. Видимо, торопятся, иначе не делали бы глупости. Они начнут еще больше торопиться, а мы станем выжидать.
– Ну, я могу найти предлог, предупредить партнеров, – сказал Юдин.
– Тебя, Борис, никто не тронет, ты – крыша. Так что хлопнуть из нас четверых могут только меня. Господин генерал, я верно рассуждаю?
Орлов не ответил, даже не взглянул на Гурова, лишь вздохнул и покачал головой.
– А я Льва Ивановича Гурова безмерно люблю. – Гуров улыбался, но смотрел холодно. – Мне нужно несколько квартир, не связанных с тобой напрямую, где бы я мог по разу переночевать. Мне нужна машина с водителем и радиотелефоном. Водителей обеспечишь ты, Станислав. И чтобы ни машина, ни водители в офисе не появлялись.
– Когда? – спросил Крячко.
– Завтра, после полудня, – ответил Гуров. – Пусть дежурят круглосуточно в районе площади Пушкина, чтобы я знал, через сколько времени они могут прибыть по моему вызову.
По просьбе своего шефа Гуров переехал в новую квартиру, расположенную на Суворовском бульваре. Квартира была реконструирована из коммуналки. Кухня, в которой некогда толпились три семьи, для одного холостяка оказалась огромной. Гуров все не мог привыкнуть и к размерам, и к современной обстановке. Нельзя сказать, что сыщику не нравилось жить благоустроенно, богато, но, как любой консерватор, он не любил ничего нового, блестящего, необжитого. Старый добротный дом, стальная дверь, три комнаты, которые ему были совершенно не нужны, были обставлены со вкусом, но чувствовал себя Гуров в квартире не хозяином, а постояльцем.
– Может, ты когда-нибудь женишься, ребенок родится, – успокаивал Юдин, когда Гуров переезжал. – Кроме того, тебе придется принимать гостей, которые считают подобную квартиру вполне обычной, как ты воспринимаешь штаны без дырок на заднице.
Никогда бы Гуров не согласился жить в таких «апартаментах», но, хотя он и не был коренным москвичом, сразу полюбил старый город, старинные дома с метровыми стенами, поэтому поворчал и сдался. Дом еще был хорош тем, что имел черный ход, да и через парадную дверь можно было выйти как на бульвар, так и через двор в тихий переулок.
Гуров отомкнул хитрые замки, отодвинул тяжелую дверь, пропустил вперед Крячко и Орлова и задвинул засов.
– Ну вот, коллеги, теперь мы можем уточнить детали, а вы скажете откровенно, что вы обо мне думаете. Я абсолютно доверяю Борису, но он человек к нашей профессии сторонний и не надо ему знать лишнее.
Крячко в квартире бывал, прошел сразу на кухню и уселся в плетеное кресло. Орлов, который здесь оказался впервые, неторопливо ходил по комнатам, недовольно морщился и сопел, заглянул в ванную, несколько оторопело оглядел свое отражение в зеркальной стене, взял с полки флакон, брызнул на ладонь, тяжело вздохнул, вернулся на кухню, где Гуров готовил кофе, и спросил:
– И на кой черт тебе все это нужно?
– Я собираюсь жениться и иметь детей. – Гуров тряхнул новомодную кофеварку. – Я никогда не научусь справляться с этой штуковиной, поэтому будете пить не кофе, а брандахлыст, – и без всякого перехода продолжал: – Только кретин может надеяться, что, уволившись из милиции и нанявшись охранять СП, он сменил профессию. Те же бандиты, убийства, кровь… Только раньше за моей спиной стояла пусть ржавая, работающая отвратительно, но машина, а теперь я, да вы, да мы с тобой.
Гуров разлил кофе, поставил на стол бутылку коньяка и рюмки, но к спиртному никто не притронулся.
– Наркомафия нам не по зубам, факт, – сказал Крячко, взглянул на Орлова, ища у него поддержки. – Надо уходить в сторону, молча смириться. Уверен, они провернут свои дела и оставят «Стоик» в покое. Они тебя наверняка знают, им война не нужна.
Орлов покачал головой, привычно ощупал лицо, погримасничал, наконец изрек:
– Поздно. Мы о наркомафии знаем мало, но психология преступника нам известна. Понятно, что данная группировка располагает большими деньгами, лучшей организацией и дисциплиной, чем любое иное преступное объединение. А раз так, то они менее самостоятельны, больше зависят друг от друга. И твоя идея, Лева, – ты ее вслух не высказывал, но я тебя знаю, – что можно вышибить шестеренку из машины, мягко выражаясь, наивна. Конечно, детальки машины заменяемы, но тут вступает чисто человеческий фактор, срабатывает инстинкт самосохранения. Если ты выбиваешь звено команды рэкетиров или модной сейчас организации, занимающейся хищением дорогих машин в Европе и переправляющей их в Россию, то один преступник гибнет, двое садятся в тюрьму, остальные рассыпаются по многочисленным филиалам и продолжают свою деятельность. В наркобизнесе, думаю, все не так. Засветившегося или арестованного человека синдиката не только не примут в другой взвод, его даже не увольняют, а просто уничтожают. Ты не только тронул, но и обыграл резидента, который очень много знает. Как только его партнеры прослышат об этом – а контрразведка у них на должном уровне, – за твоим противником начнут наблюдать, ждать, чем драка закончится. Если он победит, значит, выплыл и выбрался на берег. Но если нет – наблюдатели решат, что верх берешь ты; они его утопят – ни пузырьков, ни даже тела. Самое главное! – Орлов ткнул коротким пальцем в Гурова. – Твой сегодняшний противник правила игры знает и будет бороться с тобой, Юдиным, Петровым или Сидоровым; он будет биться за свою жизнь. И у него только один выход – убрать тебя, обязательно ликвидировать Юдина, поставить на его место своего человека и представить партнерам новехонький, абсолютно безопасный кровеносный сосуд, который бы гнал доллары лучше прежнего. Возможно, ты уцелеешь – ты опытен, силен, ловок и удачлив, а Юдин обречен. И то, что ты ему недавно говорил…
– Я знаю! – перебил Гуров. – Я говорил то, что был обязан сказать. Борис взял меня на работу, платил немалые деньги – я обязан свою работу выполнять. Я мог еще отказаться, уйти сразу после убийства бухгалтера, сказав красивые, но подлые слова: мол, шкипера не приглашают на тонущий корабль, хватай нижнее белье и беги. Я виноват, все произошло слишком быстро, плюс похитили ребенка… Я ввязался, усугубил положение Бориса. Вы, коллеги, как хотите, мне отступать поздно, да и некуда.
Специальным аппаратом Гуров обследовал свою машину: не появилась ли лишняя деталька, подобная той, что он недавно снял из-под заднего бампера. Убедившись, что никакой дополнительной электроникой машина не оборудована – взрывное устройство, способное превратить «Жигули» в неудачно стартовавшую космическую ракету, отсутствует, – сыщик сел за руль и катился по опохмелявшемуся после пятницы городу. В субботу по сравнению с обычным днем движение на улице было сравнительно спокойное, за исключением молодых людей, которые на иномарках, изредка на «Жигулях» демонстрировали свою готовность принять участие в гонках по «Формуле-1». Но, как известно, в семье не без урода.