– Считаешь, бочка пуста и пороха в ней нет? – спросил Гуров.

– Какая бочка? – удивился Станислав.

– Представляешь, стоит закрытая бочка, что в ней, знают лишь посвященные, а любопытные – это мы с тобой – гадают, что в бочке? Вода или порох? Как, не открывая, узнать?

– Дырочку провертеть, – усмехнулся Крячко.

– Так кто же тебе даст? Ты бы еще предложил вскрыть и заглянуть.

– Не так глупо, – настроение у Станислава вконец испортилось.

– Можно подойти к бочке и закурить. Посвященные себя проявят. Если в бочке вода, кури себе на здоровье. А если порох…

– Тебя тут же похоронят.

– Потому я и застраховал тебя и ребят.

– Ну, спасибочки! – Крячко вскочил и поклонился. – Я не подопытный кролик!

– Не пыли, выпей, – Гуров снова закурил. – Позвони Шалве, скажи, что отказываешься.

– Значит, мы будем копать и ждать, рванет или не рванет?

– Ты сегодня шумный, утомительный, – укоризненно произнес Гуров. – Ты же слышал, как я инструктировал ребят. Не топать, железками не тыкать, грубых вопросов не задавать. Мол, есть мнение, что террорист был не один. Глупости, конечно, но мы люди подневольные, частное сыскное агентство, велено проверить, нам деньги платят. Если, как ты говоришь, действительного террориста давно закопали, на частных сыщиков никто внимания не обратит. А если убийцу для каких-то нам непонятных целей берегут, то любопытные опасны и кто-то шевельнется. Не выстрелит, незачем любопытных плодить, известно, одного убьешь, тут же пятеро прибегут. Не выстрелят, но шевельнутся, мы такое шевеление должны засечь.

Друзья долго молчали, затем Станислав раздраженно отодвинул коньяк, налил себе боржоми и сказал:

– Допустим, но как мы будем противника выявлять, как искать террориста и чем доказывать?

– Ты, Станислав, на лифте сразу на верхний этаж махнул, а следует ножками по лестнице пройти, каждую ступенечку опробовать. Где-нибудь да треснет, прогнется. Один чеченец-террорист не стоит для организаторов таких колоссальных трудов. У них что-то иное на уме.

– У тебя имеются предположения? – спросил Крячко.

– Сожалею, – Гуров пожал плечами. – Кроме пятерых отважных свидетелей, здесь есть еще одна неувязочка. Тимур Яндиев принадлежит к могущественному клану, таких парней не используют на черной работе.

– Возможно, это разборка одного клана с другим, – неуверенно произнес Станислав, недовольно поморщился. – Извини, глупости говорю. Они бы шлепнули его на родной земле, не везли в Москву, не устраивали бы сложные постановочные спектакли. Исполнено не в манере чеченцев; если ты прав и мы имеем дело с постановкой, то ее осуществила спецслужба.

– Долго ты карабкался на садовую скамейку, словно Эльбрус покорял, – усмехнулся Гуров. – Конечно, спецслужба, думай, кого из верных ребят мы знаем в ФСК, без их помощи нам не справиться.

– Паша Кулагин, он теперь полковник, начальник отдела. Паша – твой приятель, тебе и говорить, – ответил Станислав.

– Оно и плохо. – Гуров вытряхнул из пачки новую сигарету, отбросил, выпил боржоми. – От сигарет во рту словно с похмелья. Все знают, что мы с Пашей давно приятельствуем, если нашу встречу засекут, мы полковника подставим, лишим инициативы.

– Я тоже не гожусь, известно, я человек Гурова, нужен неизвестный посредник, которому Кулагин поверит.

– Верно, я этот вопрос решу, – сказал Гуров задумчиво. – Здесь нужен простой, открытый ход, на который никто не обратит внимания. Мы с ФСК порой работаем рука об руку, надо встретиться с Пашей по официальному делу, только не мне и не тебе.

– А кому? – Крячко покачал головой, вздохнул. – Ты мне лучше скажи, почему невиновный, приговоренный к расстрелу человек молчит, отказывается от последнего слова?

– Ты глупеешь, Станислав, вопрос на уровне таблицы умножения.

– Спасибо, Лев Иванович, я всегда знал, ты меня любишь.

– Люблю. Что выросло, то выросло.

Глава 3

Родственников осужденного доставили в Москву, расселили по двое порознь на квартирах, не имеющих к чеченцам никакого отношения. Гуров не гримировался, лишь надел очки с простыми стеклами, оделся затрапезно, слегка ссутулился и на машине Василия Ивановича Светлова, с которым лет сто назад начинал службу в МУРе, объехал все квартиры, где поселились чеченцы. Две сестры, мать с отцом, деда устроили отдельно.

Светлов пребывал на пенсии, работал водителем в гараже министерства, взял отпуск и поступил на довольствие к Гурову. Чапаев, как звали исстари Светлова за его легендарное имя-отчество, в свои неполные шестьдесят был доволен, словно сбежавший с уроков школьник. И дело было не столько в деньгах – Гуров определил старому другу оклад, не уступающий министерскому, – сколько в том, что он, старый сыщик, снова работает с «ребятами», будто вернулась молодость. Ну а деньги, конечно, прекрасно, можно будет дачку подремонтировать, воду в дом провести, супруга молчит, однако воду из колодца носит с тремя остановками.

Машину он взял не служебную, свой старенький «жигуль», который чистил и налаживал каждую субботу и воскресенье. Увидев маскарад Гурова, старый сыщик довольно улыбнулся и сказал:

– Здравствуй, Лев Иванович, ты прост, как колесо телеги, сколько люди не мудрствуют, лучше ничего придумать не могут. Ты вроде бы и не ряженый, а узнать тебя невозможно. Извини старика, но стрижечка у тебя и одеколон другого человека.

– Молодец, Василий Иванович, с одеколоном я ничего поделать не могу, а причесочку исправим. – Гуров достал из кармана головной убор, не имеющий ни формы, ни названия, и водрузил на голову.

– Вот теперь абсолютно в цвет, – хохотнул Светлов. – Куда прикажете?

Гуров назвал адрес, оглядел старого приятеля, сказал:

– Будешь моим личным шофером, оглядывайся, как заметишь неладное, не проверяйся, тормози, я с тобой расплачусь, ты мне дашь сдачи и уматывай. Думаю, несколько дней у нас есть. Будешь возить оперативников, с ними ты засветишься вчистую, тут ничего не поделаешь.

– Лев Иванович, не пугай, покойный батя лет в семь меня сильно ремнем излупцевал, я с тех пор так и боюсь.

– Ты мне на листочке все свои данные запиши, я тебя застрахую, хозяйка наверняка пенсию грошовую получает.

– Не меняешься, Лев Иванович, все ищешь. – Светлов прищурился, аккуратно объехал троллейбус. – Тьфу, чтобы не сглазить, но видится мне, твою пулю еще не отлили.

Они замолчали. Когда Светлов остановился по первому адресу, Гуров прихватил спортивную сумку, в которой лежал «Полароид», вышел из машины, обронив:

– Чапаев, пойдем со мной, будешь фотографом.

Гуров решил съемки никому не доверять, еще, чего доброго, сделают дубликат на память.

И сестры, и отец с матерью, проживавшие в другом доме, держались спокойно, с достоинством, не обронили ни слова, на Гурова глаз не поднимали. Он сфотографировался с каждой парой и чеченцем Ринатом, молча поклонился и ушел. Лишь с отцом произошла небольшая заминка, чеченец не хотел держать в руках газету «Правда», как требовал того Гуров. Но Сека что-то резко сказал по-чеченски, и отец подчинился.