Гуров стоял неподвижно, направив пистолет на видимую часть большой центральной комнаты, продолжал рассуждать. Комнаты с окнами в мою сторону можно не считать. Остается две, правая и левая. А почему не большая, не центральная? Если он здесь, то он в этой комнате, в десяти шагах от меня. От входа в центральную комнату сыщика отделял узкий коридорчик. Когда я окажусь в дверях, он меня увидит. Он, конечно, контролирует эту дверь, но девяносто процентов его внимания занимает улица и черный ход. Кроме того, чтобы выстрелить в меня, ему надо повернуться, просунуть руку под мышку, упасть, сделать другое движение. У него нет шансов, он в любом случае опаздывает.
Плохо другое, сыщик продумал оперативную комбинацию, но, чтобы ее осуществить, убийца должен быть жив, даже не ранен.
Гуров чувствовал присутствие человека в гостиной, он наверняка постелил на кирпич что-нибудь мягкое, отыскал рваный матрас, такой лежал и при входе, облокотился, пистолет положил рядом. Если долго держать в руке оружие, потеряешь ощущение выстрела.
Сыщик шагнул в дверной проем, остановился на пороге. В комнате было все именно так, как Гуров и представлял. У левого окна на ватном рваном матрасе сидел мужчина, но пистолет не лежал рядом, был у него в руке, которая свешивалась между колен, поза у убийцы была спокойная, расслабленная.
– Ты не успеешь, – сказал Гуров, держа убийцу на мушке. – Брось пистолет.
Убийца посмотрел на сыщика не испуганно, а с интересом, перевел взгляд на свою опущенную руку, на направленный на него ствол, понял, что действительно не успеет, бросил пистолет в сторону Гурова, но не добросил, оружие упало между ними. Расстояние было метров шесть, так что до пистолета каждому нужно было преодолеть метра по три.
Конечно, Гуров мог подойти, не опуская своего «вальтера», но все равно сыщик оказывался в опасной близости от убийцы.
– Номер для сопляков, – сказал Гуров, доставая левой рукой наручники.
– Ты сильный мент, матерый, как и говорили. – Голос у убийцы оказался мягким, приятным.
– Надень наручники. – Гуров впервые в жизни опасался подойти к задержанному и бросил наручники.
– Я что, больной? Тебе надо, ты и надевай. – Убийца бросил наручники, попал в свой пистолет.
– Я прострелю тебе плечо, девятимиллиметровая пуля может раздробить тебе кость, сделать калекой на всю жизнь.
– Не пугай, да ты и не будешь стрелять. Ты отличный сыскарь, но ты интеллигент, папа с мамой тебе не велели стрелять в безоружного человека. – Убийца встал, протянул руки. – Надевай браслеты и кончай кино, пленка кончилась.
Убийца оказался одного роста с Гуровым, чуть шире в плечах. Наметанным глазом сыщик определил под свободной рубашкой мощную мускулатуру. Сыщик подумал, что убийца прекрасно подготовлен и лет на десять моложе, решил стрелять.
– Говнюки, совестливые головастики, – неожиданно заговорил убийца. – В семнадцатом Россию просрали, сейчас просираете. – Он шагнул вперед и нагнулся к своему пистолету.
Гуров выстрелил, пуля попала в лежавшее на полу оружие, отшвырнула в сторону.
– Надень наручники! – приказал Гуров.
Убийца как стоял, нагнувшись, чтобы взять оружие, так, не сделав ни одного подготовительного движения, прыгнул Гурову в ноги. Сыщик выстрелил, но, схваченный за ноги, уже летел на пол, «вальтер» выронил; находясь в воздухе, Гуров сгруппировался, сделал кувырок назад и оказался на ногах. Но убийца уже тоже стоял, улыбался, мягко сказал:
– Надо было стрелять, теперь я тебя убью.
– Это вряд ли. – Гуров сделал шаг в сторону.
Пистолеты валялись на полу, о том, чтобы поднять их, не могло быть и речи. Гуров понял, что рукопашная здесь не годится. Противник физически сильнее, моложе, да и обучен качественно, а не на любительском уровне. «Меня может спасти только хитрость», – думал Гуров, двигаясь по кругу. Но убийца был настоящий боец, знал: нападающий в случае ошибки проигрывает, они неторопливо передвигались по кругу приставным шагом. Сейчас Гуров должен был поравняться с пистолетом убийцы. Сыщик заметил, как глаза противника блеснули, понял, что тот ждет, чтобы он нагнулся за оружием, отлично понимал, что не успеет, движение вниз обозначил, но не стал нагибаться, нырнул «ласточкой» к своему «вальтеру» лежавшему в двух метрах левее, схватил оружие. Сыщику не следовало вставать, надо было сразу стрелять на поражение. Но он не мог представить, что у человека бывает столь быстрая реакция. Убийца не стал тратить время, поднимать свой пистолет, он сумел повернуться в воздухе, коснуться ногой земли, изменить направление своего броска.
Выстрелить Гуров успевал, подняться на ноги – нет, убийца всей массой обрушился на сыщика. Единственно, что успел сделать Гуров, теряя сознание, это взмахнуть ногой, полоснуть ребром ступни по ноге нападавшего. Тот взвыл, но не вздрогнул, не отступил. Сознание к Гурову вернулось мгновенно, но зафиксировало безрадостную картину. Он лежал навзничь, убийца сидел на нем верхом, сдавливая мощными ногами бедра, упершись ладонями в предплечья поверженного врага.
Убийца сплюнул в сторону и сказал:
– Я же говорил, что вы слишком много думаете, когда следует просто стрелять.
Гуров был фактически распят, не мог двинуться, но убийце, чтобы прикончить мента, нужно было схватить его за горло, а для этого необходимо отпустить на секунду руку противника. Так что, с одной стороны, убийца держал оперативника, с другой – был сам скован, так как успел оценить ловкость и силу Гурова. Убийца начал мять и терзать пальцами левое предплечье сыщика, пытаясь его парализовать и перенести правую руку на горло.
Гуров все понял, подумал, что это конец, адреналин ударил в кровь, сыщик сумел выгнуть тело, приподнять противника, и, когда тот отпустил левую руку и своей правой хотел схватить врага за горло, Гуров метнулся в сторону и не попытался ударить освободившейся рукой убийцу по глазам, а отбросил ее влево, полагая, что там должен лежать пистолет, но схватил не оружие, а наручники. Твердые пальцы вцепились Гурову в горло, жить ему оставалось секунды, но, собрав силы, которых, казалось, и не было, он ударил стальными наручниками врага по затылку и тут же ударил во второй раз.
Гуров выбрался из-под тяжелого обмякшего тела, поднял пистолет, хотел выстрелить, но природное упрямство победило, сыщик защелкнул на убийце наручники, на карачках отполз в сторону и бесчувственными пальцами достал сигарету.
Вот будет идиотизм, если я убил его, думал Гуров, поднимаясь на дрожащих ногах. Но убийца был мужик здоровенный, а голова у него была сделана, видимо, из железа. Он пошевелился, сел, секунду смотрел перед собой бессмысленно, затем взгляд его прояснился, он повернулся к Гурову, подергал наручники, сплюнул.
– Лев Иванович! Лев Иванович! – донеслись крики неподалеку.
Гуров облизнул губы, откашлялся, хотел крикнуть, не получилось, и он негромко спросил:
– Кричать можешь?
– Пошел ты…