– С водителя Карима Танаева. Они суют его мне под нос, я наживку схвачу, время покажет, кто кого поймал.
– И для этого тебе нужна опергруппа. Причем твои оперативники, с которыми ты работал еще в МУРе.
– Ты умный.
– А ты наглый. Кто там у тебя был? Станислав Крячко – задира и наглец. Сопливый парнишка, теперь он, конечно, ас, как его… Борис Вакуров и третий, тогда уже майором был, Светлов. Все верно? Я свяжусь с МУРом, попрошу откомандировать ребят в мое распоряжение. Но ты, полковник, понимаешь.
– Полковник понимает, – Гуров усмехнулся. – Совершенно секретное задание, и оперативник должен знать лишь то, что он должен знать.
– Ты умный, – передразнивая друга, произнес Орлов.
Из министерства Гуров проехал на Петровку, из вежливости зашел к начальнику МУРа, которого знал хорошо, но не приятельствовал. Как всякий руководитель, когда у него забирают хороших работников, начальник МУРа был недоволен, буркнул, мол, как руководить, так министерство, а как пахать, так муровцы. Гуров молча соглашался, заверил, что отпустит ребят тотчас, как сможет, и прошел в отдел.
И вот, как прежде, некогда знаменитая опергруппа собралась в кабинете начальника отдела. Хозяин кабинета подполковник Станислав Крячко изменился мало, смуглый крепыш с умным, цепким, часто насмешливым взглядом. Борис Вакуров, как и предвидел генерал, заматерел, раздался в плечах, обрел уверенность в движениях, голос у него погустел. Василий Иванович Светлов, подполковник, простоватый с виду, как всегда спокойный и медлительный, слегка сдал, – ничего странного, человеку катило под шестьдесят.
– Прошу, господин полковник! – Крячко вышел из-за стола, уступая свое место.
– Спасибо, Станислав. – Гуров сел в кресло, начал было передвигать на столе предметы, спохватился: – Извини, – и оглядел свою гвардию.
– Пустяки, Лев Иванович, – Крячко рассчитывал, что Гуров из вежливости откажется от места за столом и займет свою любимую позицию у окна, – мы к вашим манерам привыкшие.
– Рад видеть всех в здравии, – Гуров не удержался, переставил пресс-папье и чуть сдвинул настольную лампу.
– Александр Дюма… «Десять лет спустя».
– Неужто десять? – Светлов почесал седой висок, взглянул на Вакурова, согласно кивнул: – Без малого. Да, жизнь. Борис совсем стригунком был, а я уже на пенсию поглядываю.
– Полагаю, что опер-важняк из главка собрал нас не ради воспоминаний. – Крячко не мог смириться, что в собственном кабинете находится на вторых ролях. – Давай, Лев Иванович, со свойственной тебе прямотой объясни, куда ты нас посылаешь и есть ли у нас надежда вернуться.
– Мне нужен один человек. Он живет в Москве, работает водителем в гараже, обслуживающем ВС России. В силу занимаемой должности он, естественно, проверен-перепроверен и находится под приглядом службы безопасности. Сдается мне, что наши коллеги из безопасности чего-то недопроверили и недоглядели.
– Так и знал, что дерьмо. Лев Иванович, ты мне друг и начальник, но громить отдел, забирать начальника и двух старших оперов для установочной работы! – Крячко развел руками.
– Станислав, хватит! – одернул его Гуров. – Я сейчас уйду, и ты вернешься в свое кресло. Я с вами работать не буду, связаться со мной вы не можете, в случае ЧП связывайтесь с генералом Орловым.
Гуров положил на стол конверт, поднялся, пожал руки Вакурову и Светлову, закрыл за ними дверь, повернулся к Крячко.
– Станислав, мне необходимы вся твоя смекалка и опыт, расколи этого парня, – полковник указал на лежавший на столе конверт. – Как хочешь извернись, добудь его пальцы, «наружка» и традиционный сбор информации ничего не дают. Я надеюсь на тебя и ребят. Удачи.
– Ну, коли так припекло… – Крячко самодовольно улыбнулся, – расстараемся, Лев Иванович. Ты, как всегда, прав. Если не ты, то кто?
…А в Белом доме журналисты, отчаявшись прорваться к спикеру, атаковали пресс-секретаря.
– Почему ваша служба скрывает правду?
– Если слухи беспочвенны, дайте нам лишь взглянуть на горничную Оксану Строеву!
– Ваше молчание дает нам право публиковать свои версии…
– И комментировать ваше молчание!
– Правда ли, что спикер не доверяет своей службе безопасности и обратился за помощью в уголовный розыск?
Чиновник был невозмутим, ждал, когда шквал вопросов иссякнет. Открылась боковая дверь, и в помещение пресс-службы быстро вошли спикер и начальник службы безопасности.
– Что не доверяю, ложь! – сказал Гораев на ходу. – А в розыск обратился! – Он отстранил протянутый микрофон: – Вы, господа журналисты, дадите мне три минуты? Спасибо!
Наступила тишина, сверкали блицы, тянулись руки с микрофонами.
– Подробности происшедшего вам после моего ухода сообщат, – Гораев кивнул секретарю. – Вы относитесь ко мне по-разному, однако любой из вас в силах понять, что об убийстве мне хорошо знакомого, а для моей жены близкого человека трубить на весь мир не хочется. Убили молодую, красивую, жизнерадостную девушку. Мне как человеку горько, как спикеру парламента – стыдно, что в России продолжают убивать. Я официально заявляю, что происшедшее убийство расцениваю как обыкновенную уголовщину и преступное деяние, не имеющее никакого отношения к политической борьбе и предстоящим выборам. Именно поэтому я обратился в уголовный розыск, к специалистам, занимающимся раскрытием подобных преступлений.
– «Московский комсомолец»! Разрешите…
– Нет! – оборвал спикер. – На вопросы я отвечать не собираюсь! У меня к вам просьба, господа журналисты! Положение с преступностью вам известно. Когда россияне узнают, что убивают не только на улицах и переулках, но и на закрытой для посторонних территории… У меня нет слов! Просьба! Да не пишите вы пока об этом деле! Дайте информацию и этим ограничьтесь. Будут новости – вам сообщат! Благодарю за внимание!
Спикер вышел из помещения столь же стремительно, как и вошел.
Авдеев сидел в комнате, которую отвели Гурову во временное пользование, и с ухмылкой наблюдал, как сыщик читает полученные документы.
Как Гуров и ожидал, ничего интересного в материалах, присланных из службы безопасности, не было. Если СБ и располагала на депутатов и министров, советников и помощников президента и спикера компрометирующими материалами, то сообщать об этом милиции не собиралась. Надеяться получить подобную информацию было в высшей степени наивно, но Гуров хотя порой и утверждал, что доверчивость и наивность свидетельство не глупости, а чистоты души, в данном, конкретном случае проявил достаточно коварства. Сыщик отлично понимал, что, кроме фамилий и общеизвестных сведений о приближенных, ничего не получит. Но, с одной стороны, ему и официальные данные были необходимы, – в случае надобности не разыскивать фамилии и телефоны. С другой, Гурову было интересно, как коллеги отреагируют на подобную просьбу, не предпримут ли попытку протолкнуть какую-нибудь дезу либо навести на след. Гуров попросил Авдеева познакомиться с материалами, не сомневаясь, что последние гэбисту прекрасно известны. Сыщик давал возможность Авдееву при «знакомстве» с информацией обратить внимание сыщика на какой-нибудь факт биографии, эпизод из жизни человека, что самое главное, – на какого именно человека подтолкнут гэбисты сыщика угро.