Мадам Гораева из резиденции выехала. Случайность? Или сыщик предугадал следующий его ход? Смерть жены спикера парламента – это была бы вторая Хиросима. Пусть спикера не любят, но, когда у человека убивают жену, люди возмущены. Кроме того, разразился бы международный скандал, во всем мире боятся и ненавидят террористов и презирают правительство, которое не способно с ними справиться. Конец нынешнему правительству, рейтинг президента летит к чертовой матери. Народ отшатнется от своего идола, но не пойдет за спикером, – в людском сознании они в равной мере виноваты в творящемся беспределе. Спикера не любят, как ставленника депутатского корпуса. А любой депутат для россиянина как красная тряпка для быка.
Бланк приказал себе не думать о политике, оглянулся, увидел госсекретаря, который, привычно склонив голову, вышел из зала, увернулся от журналистов, быстро зашагал к боковым дверям. Зачем он появился тут? Крысы бегут с тонущего корабля? Этой крысе не спастись, первым, кого отдаст президент, будет, конечно, госсекретарь. Увидев Сергея Сабурина, который беседовал с кем-то из журналистов, Бланк самодовольно улыбнулся. Он заметил, что на экране засуетились активнее, кого-то оттолкнули от микрофона. Бланк взглянул на часы и кивнул – так режиссер кивает актерам, мол, давайте, ребята, показывайте свое мастерство.
– Уважаемый Имран Русланович, простите, что не по повестке дня, но мне только что сообщили, – депутат поправил очки, взглянул в свой блокнот, – мне сообщили, что час назад под окнами вашего загородного дома убит полковник службы безопасности Николай Васильевич Авдеев.
Разговоры в зале умолкли, спикер успел сказать:
– Мне ничего не известно, думаю, что это лишь провокационные слухи, попытка сорвать нашу работу…
– К сожалению, это не…
Микрофон у депутата отняли, общий шум заглушил говорящего, были слышны лишь щелчки спикера по микрофону и его срывающийся голос:
– Спокойно, товарищи! Спокойно! Мы не должны поддаваться на очередную провокацию правительства, – он запнулся, начал клониться к столу, в горле что-то застряло, глаза застелил туман.
Гораев чувствовал, как его подхватили под мышки, старался выпрямиться, идти самостоятельно, однако ноги отказали. Мозг оставался в норме, первая мысль была: «Слава богу, значит, не инсульт… Этот мент знал… По поводу вашей охраны у каждого своя точка зрения… Пусть мадам Гораева съедет на городскую квартиру, лучше за границу… За какие грехи мне наказание?»
Спикера увели, точнее, вынесли из зала. Каждый рвался к микрофону, а кто не мог приблизиться, кричал с места. Через некоторое время удалось установить относительную тишину. На трибуне, в наполеоновской позе, заложив руку за борт пиджака, стоял Семен Вульфович Бесковитый. Он смотрел на коллег сверху, губы кривила усмешка, покрывая утихающий гомон, закричал:
– А что я вам говорил? Дайте мне сформировать правительство, и через два дня в России будет порядок!
«Авантюрист, фанфарон, но не дурак, – глядя на экран, рассуждал Бланк, – на трибуне оказался вовремя. Эх, если бы там лежал не продажный гэбист, а мадам… Сейчас бы мы имели варенье – абрикосовое, с косточкой. Чеченец в обморок упал в самый раз. А может, играет? Наплевать! Все едино!»
Бесковитый заговорил о великой державе, о танках от моря до моря. Причем западной точкой, судя по всему, имел Ла-Манш. Оторванный от микрофона, ведомый по проходу, Бесковитый продолжал кричать и размахивать руками. Даже на лицах умных и порядочных депутатов – а в зале присутствовали и такие, и в изрядном количестве, – появилась озабоченность.
Через некоторое время решили заседание прервать до завтра, на утреннее заседание пригласить руководство силовых министерств, писак заставить молчать. Кто-то возразил, что заставить нельзя, следует попросить, умника запинали, оттолкнули в сторону.
Профессор наблюдал, как журналисты бросаются к выходившим из зала депутатам, и думал, что совсем не зря он, Генка Бланк, заварил такую кашу и не напрасно мучился два с лишним часа в парикмахерской, – такое зрелище согревало душу. Он поднялся, не торопясь, подошел к двум молодым ребятам, которые тыкали микрофонами в Сережку. Тот раскраснелся, говорил сдержанно, с паузами, однако рубил воздух ладонью. Бланк смотрел на друга детства без зависти, скорее с презрением, и думал: что бы сейчас произошло, узнай присутствующие, кто именно способен ответить на все вопросы? Он услышал рядом английскую речь, повернулся – молодая, симпатичная девушка протягивала ему микрофон, обращалась на английском. Язык он не знал, понимал с пятого на десятое, однако внимательно и с удовольствием выслушал красотку и ответил:
– Спасибо за внимание, мне проще говорить по-русски. – Бланк начал слегка увечить родной язык. – Я не могу ответить на ваш вопрос, считаю, вы должны решить его самостоятельно.
– Простите, как ваше имя, из какой вы страны, какую газету представляете?
– Я из России и представляю сам себя. – Бланк увидел нацеленный фотоаппарат, поднял руку, поправил волосы, проклиная себя, что вылез из кресла и начал беседовать с журналисткой.
– Понимаю, вы из Прибалтики, – быстро говорила журналистка. – Нашему читателю интересно мнение человека, который представляет сам себя. Вы не возражаете, если мы напечатаем ваше фото и напишем: вот человек, который пожелал остаться неизвестным?..
Бланка спас парень-фотограф, который дернул девицу за рукав, крикнул:
– Быстрее! Здесь госсекретарь! – и побежал через зал.
Бланк промокнул лоб носовым платком, поднял глаза и увидел стоявшего рядом Сергея. У него был такой вид, словно он встретился с инопланетянином.
– Ты? – Сабурин оглянулся и тоже вытер пот. – Конечно, тебя не узнать, однако ты с ума сошел…
– Это почему? – Бланк уже взял себя в руки, беспечно пожал плечами: – Приятель, ты его не знаешь, сделал мне пропуск. Я решил взглянуть, чем вы тут занимаетесь. Кстати, очень интересно. Конечно, вы стоите нам огромных денег, – издевательским тоном продолжал Бланк. – Но отрабатываете их честно, ваше шоу высокого мирового класса.
– Геннадий, ты понимаешь, что натворил? – Губы у Сабурина прыгали, он, словно пьяный, с трудом справлялся с артикуляцией.
– Я? – Бланк взглянул недоуменно. – При чем тут я? – Он посмотрел на друга внимательно, казалось, Бланк только сейчас понял, какой страшный смысл вкладывал Сабурин в свой вопрос. – Ты умом двинулся, Серега? Ты что же, связываешь меня со всей этой кровавой кутерьмой, происходящей вокруг спикера?
– Но ты говорил, дал мне понять…
– Что я говорил? – Бланк так вошел в роль, что схватил друга за лацкан пиджака, спохватился, лишь огладил и криво усмехнулся: – Тебе морду надо набить, чтобы в мозгах прояснилось. Я аналитик, а не убийца. Я считал, что фюрер Бесковитый имеет шансы на выборах, потому как русский человек любит самодержцев. У нас в генах царь. Поляк он, немец, грузин, придурок, сын юриста, – главное, чтобы был царь и порядок. Сегодня он называется «президент». Нынешнему президенту ты даром не нужен, спикеру ты не ко двору, потому я и сказал – приблизься к Вульфовичу. А какие ты, недоумок, выводы сделал, дело твое, сугубо личное.