– Меня приглашали в академию преподавать, кафедру обещали – отказался. Какой я педагог, когда, услышав глупый вопрос, еле удерживаю руку, чтобы не дать тарелкой по твоей немецкой башке? На оперативной работе, особенно в боевой ситуации, человек должен знать только необходимое. Скажем, ну зачем капитану знать, что ты прекрасно говоришь по-русски, когда по нашей легенде ты еле можешь объясниться?
– Ну, если он наш коллега, честный человек? – Дитер развел руками.
– Хорошо, убирай со стола, мой посуду. Я тебе объясню, но больше ты мне дурацких вопросов не задавай.
– Согласен, – Дитер складывал тарелки в мойку, – если твои объяснения, доктор, меня удовлетворят. Как я заметил, ты любишь выражение «это вряд ли».
– Ну что ты тыркаешься попусту? Нет здесь ни моющего порошка, ни мочалки, оторви от вафельного полотенца кусок да мой в свое удовольствие, – сказал, улыбаясь, Гуров, закурил и заговорил легко и быстро, словно не сочинял историю на ходу, а знал давно: – У опера Василия есть жена Маша. Душевная она женщина, живут супруги дружно, но Василий опер уже тертый и дома о работе не распространяется. Маша, хоть ей и любопытно, мужа никогда не расспрашивает, понимает. Жене главное, чтобы мужик был жив, здоров и лишнего не пил. А по праздникам сам бог велел. Идеальная пара, верно?
– Хорошая немецкая семья, – ответил Дитер.
– Тарелки надо мыть с двух сторон, – заметил сыщик и продолжал: – Василий нас встретил, привез сюда, доложил генералу, приехал домой обедать. Маша ему привычные новости рассказывает, как цены в космос улетели, а у младшенького зуб режется. Наш опер парень железный, о работе ни гугу, так ведь не каждый день по секретному приказу генерала встречаешь прилетевших из Москвы иностранца и полковника. И рассказывать нельзя, и поделиться не с кем, а распирает до ужаса. – Гуров надул щеки и шумно выдохнул. – Ну ничего сказать нельзя, но о постороннем обмолвиться можно. И вот Василий, закуривая послеобеденную, так, между прочим… «Маруся, я сегодня с одним немцем столкнулся случайно. Не поверишь, но этот немчура шпарит по-русски лучше нас с тобой». – «Не может такого быть! Они все с акцентом». – «Могет, могет», – отвечает Василий и торопится на работу.
Гуров интригующе помолчал, наблюдал, как Дитер вытирает посуду, почему-то представилось, что немец моет тарелки в ведре и холодной водой, даже на душе потеплело.
– Что замолчал, доктор? – спросил Дитер. – Я согласен, такое могло случиться.
– А дальше проще, чем таблица умножения. Муж из двери, соседка в дверь. Соседку эту уже давно неприятель подвербовал. В провинциальном городе старшего опера серьезные люди без пригляду оставят? Да никогда! Завертелись бабьи разговоры: «Как твой? Серьезный мужик, повезло, уважаю». Марусе приятно, но о муже совершенно нечего сказать, тут она и выкладывает, мол, вот, оказывается, какие немцы встречаются. Дальше рассказывать, как мы с тобой с нашей легендой смотримся, или ты сам додумаешь?
Дитер выронил тарелку, но успел подхватить, смотрел ошарашенно.
– Ликбез окончен, пошли отдыхать, герр инспектор криминальной полиции. – Сыщик погасил сигарету и пошел на второй этаж.
Самое короткое и распространенное слово в социалистическом обществе и в нашем сегодняшнем, которому название еще не придумали, слово «нет». И за мутным стеклом двери ресторана «Алмаз» висела табличка: «Мест нет».
Гуров передумал, капитана Михеева отпустил, подъехал в центр на «Волге», рассудив, что если ими заинтересуются, то быстренько установят, где остановились столь неожиданные гости, и нечего наводить тень на плетень. Даже лучше, если авторитеты сразу узнают, что гостей приняли на дачах, выделили «Волгу». Сделают вывод – прибывшие крепкого разлива, не прикидываются убогими, лица не скрывают. «Завтра же, – рассуждал Гуров, – противник перетряхнет своих осведомителей в УВД, начнется популярная игра «Что? Где? Когда?», ответа не получат. Тогда верховный начнет косить на службу безопасности, там утечка поменьше, однако есть, а ответа – нет. Остается пустяк: необходимо привлечь к себе внимание». Полковник давно понял, что в криминальной среде уважают силу и наглость, тонкая игра не в чести.
Русский и немец прошли мимо дверей ресторана, разглядывая припаркованные у тротуара машины – два «жигуленка», «Волга», заляпанная грязью до неузнаваемости иномарка, – развернулись, подошли к дверям.
– Извини, напоминаю, ты страхуешь меня сзади, молчишь, – сказал Гуров.
– Понял, – ответил Дитер.
Сыщик ключами от машины отстучал по стеклу замысловатый сигнал и рассчитал правильно, – условный стук существовал. Швейцар услышал, что не просто барабанят, подошел и дверь приоткрыл. Гуров тут же вставил ногу и быстро сказал:
– У меня к вам просьба, любезнейший!
Сыщик знал: главное, говорить для человека необычно, ошеломить, смысл слов значения не имеет.
Швейцар растерялся, Гуров рванул дверь, которую тут же перехватил Дитер, и они вошли в вестибюль.
– Я тебе, сука, щас! – крикнул швейцар и замахнулся, а был он мужичонка довольно крепенький.
Сыщик не отстранился, достал из кармана пистолет и почесал свой висок. С удивительным проворством швейцар отпрыгнул в сторону.
– Некрасиво, никак не ждали подобных манер от столь солидного человека, – произнес укоризненно Гуров, сунул пистолет в карман. – Раздевайтесь, господин Вольф, нас приглашают.
Они сняли куртки и направились в зал, но дорогу им преградил метрдотель. Ну никак нельзя было предположить, что в подобном заведении можно встретить человека в смокинге, белоснежной рубашке и бабочке. Но факты упрямы, мэтр стоял на пути и, грозно глядя мимо вошедших на вконец растерявшегося швейцара, спросил:
– В чем дело, Константин?
Гуров чуть кивнул, шагнул в сторону, Дитер подхватил мэтра под руку, быстро заговорил по-немецки и решительно пошел вперед. Неизвестно, что больше парализовало мэтра – незнакомый язык или железная хватка гостя, факт, что хозяин обмяк. Когда же они вошли в почти пустой зал, а из-за четырех занятых столов на них уставились недоуменные взгляды, мэтр безвольно махнул рукой и пробормотал:
– Присаживайтесь… Занимайте, где удобно… Располагайтесь… Я сейчас пришлю.
И, потирая затекшую руку, скрылся за портьерой.
– А мне говорили, что не пустят, – бормотал Гуров, занимая столик в углу, жестом приглашая Дитера, сел лицом к залу. – Дитер, ты же знаешь, русские люди очень гостеприимны. Нам здесь искренне рады, а не хлопают лишь потому, что растерялись. Ничего, они сейчас очухаются, не волнуйся, скучно тебе не будет.
– Доктор, у меня же нет оружия, – ответил Дитер.
Присутствующие занимали столы вдоль противоположной стены, у окон, и слышать оперативников не могли.
– А зачем тебе оружие? Оно тебе совершенно ни к чему, скажу больше – оно тебе противопоказано, – болтал беспечно Гуров, улыбаясь, внимательно разглядывая хозяев ресторана. – Нас могут захватить только обманом, если мы лопухнемся. Если схватят, то свой пистолет я объясню. Как объяснить пистолет в кармане иностранца? – Сыщик говорил быстро, непринужденно, улыбался, взглядом упирался в гостей, сидевших в противоположном конце зала, не оглядывал, а именно упирался в человека, изучал, как бы откладывал в сторону и переходил к следующему. – Дитер, мальчик, ты говори, говори, на любом языке, я все равно тебя не слушаю. Ты, главное, улыбайся и говори. – Гуров закурил, кивнул Дитеру, который быстро заговорил по-немецки.