– Доброе, Дитер. – Гуров обхватил руками поджатые колени. – Звонила Нина, сказала, что хочет навестить. Я буду спать, скажи Василию, чтобы не спускался, ты девушку примешь один. Она не задержится, заберет магнитофон, ты помоги, отлучись на минутку. Когда она упорхнет, ложись отдыхать, в ближайшие сутки не произойдет ничего, позднее, возможно, произойдет так много, что нам понадобятся все силы и еще чуть-чуть. В двенадцать пусть Василий заедет домой, вернется назад к четырнадцати. Все ясно?
– Так точно, господин полковник.
– Тогда с богом, и будь умницей, не суетись, изображай озабоченность и недовольство русским полковником. Хотя последнее изображать тебе нет нужды, ты и в действительности мной недоволен.
– Все значительно сложнее, господин полковник, – ответил Дитер и вышел.
Гуров запер дверь и, сетуя на сложность окружающих и собственную простоту, лег, казалось, заснул, но мысли вынырнули из небытия. Что ответит Бунич? Правильно ли он, Гуров, поступил, открыв свое звание? Бунич не подведет, ответит размыто, неопределенно, звание открыл правильно, так как даже паршивый майор из отделения наверняка имеет в Москве приятелей, и стоит лишь позвонить, как он получит справку – кто есть Гуров Лев Иванович. Казалось, все равно они должны активизироваться и пойти на контакт, а версия Гурова прочна, не подкопаешься. Но под утро, в самом глубоком сне, у полковника появилось чувство опасности, более того, уверенность, что он допустил ошибку. Такую аляповатую огромную ошибку, что она закрыла собой свет и потому не видна.
Его начало знобить, ни о каком сне не могло быть и речи. Он поднялся, начал делать гимнастику: отжимался, качал пресс, приседал до полного изнеможения; затем стоял под душем – холодным, горячим, снова холодным и снова горячим, обтирался полотенцем чуть не до крови. Мандраж удалось снять, но он не исчез, лишь затаился, готовый вернуться, как только полковник начнет искать ошибку и думать об опасности.
Он слышал, как приехала и вскоре уехала Нина, но не спустился, новостей быть не могло, а разговаривать с Дитером и Василием не хотелось. Прикинул, сколько времени нужно на дорогу, на прослушивание пленки, на сомнения, рассуждения и споры, решил, что если Буничу позвонят, то после двенадцати.
В час полковник сел за стол, поставил перед собой аппарат и начал терпеливо крутить диск. Частые гудки прерывали его занятие то в самом начале, то в конце, наконец он услышал уже знакомый голос секретаря и не терпящим возражений тоном произнес:
– Добрый день, говорит Гуров, соедини с хозяином.
Через несколько секунд ответил Бунич:
– Мне бы не хотелось с вами разговаривать, полковник.
– Прекрасно, значит, звонили, – сказал с облегчением Гуров. – Говорила женщина?
– Не помню.
– Раз не удивился, значит, женщина. Теперь слушай меня внимательно. Ты, новоявленный капиталист, имеешь совковое мышление. Во всем мире бизнесмены, не замазанные коррупцией, готовы сотрудничать с полицией в борьбе с мафией. Лишь у нас хотят заниматься бизнесом, не имея дел ни с уголовниками, ни со спецслужбами. Тезка, нельзя перейти реку и ноги не замочить. Я занимаюсь группой, которая пытается создать бюро добрых услуг. Только они поставляют не врачей, не рождественские подарки, даже не девочек, а убийц. Уже есть жертвы. Между прочим, им могут сделать заказ на ликвидацию Льва Ильича Бунича.
– Не пугай, говори, что тебе надо, – устало сказал Бунич.
– Вопрос, который тебе задали, мне известен, мне нужно знать дословно твой ответ.
– Умный, честный, крайне опасный, но свое слово держит.
– Спасибо. Повторяю, если тебе в рамках закона потребуется помощь, звони, я приду. Удачи. – И положил трубку.
«Все верно, как надо, но где-то я допустил ошибку. Грандиозную ошибку!» Провел ладонью по лицу, пальцы слегка дрожали.
Обедать сели около трех, молчали. Дитер и Василий поглядывали на Гурова опасливо, казалось, он постарел на десяток лет, в глазных впадинах залегла чернь, при своей блестящей выправке полковник чуть ли не сутулился.
– Господин полковник, мне кажется, вы нездоровы, – сказал осторожно Дитер.
Василий попытался решить вопрос российским способом:
– Лев Иванович, разреши сто грамм принять, ну, душа требует.
– Спасибо, Дитер, за заботу, но мне никто, кроме меня самого, помочь не в силах. А ты, Василий, шепни своей душе, что, если она с телом расставаться не спешит, пусть угомонится. – Гуров заставил себя улыбнуться, но получилось так неудачно, что молодые оперативники, словно по команде, отвернулись.
«Ребятишки, – глядя на них, думал полковник, – я в любом случае выкарабкаюсь, а нет, так за ошибки положено платить. Коли вас убьют, как я жить буду?» А вслух он довольно естественным тоном сказал:
– Нам остается только ждать, а дело это противное, предлагаю его несколько скрасить. Предлагаю игру: каждый коротко изложит свой вариант событий на ближайшие два часа. По велению души Василия приз объявляется – сто грамм. Но… – полковник поднял палец, – приз вручается завтра, перед посадкой в самолет.
– Господин полковник, – разочарованно сказал Василий, – завтра я вас провожу и без всяких призовых бутылку ошарашу. Не согласен, как говорится: закон – тайга, медведь – хозяин, а в игре – деньги на бочку.
– Я поддерживаю коллегу, – сказал Дитер, – потому как для любого из нас сто грамм…
– Что слону дробина, – вставил Василий.
– А завтра, – продолжил Дитер, – понятие относительное. Я побеждаю, вечером землетрясение, и я без призов.
– Алкоголики, – подвел итог Гуров. – Уговорили. Кто начинает?
– Могу я, – сказал Василий. – В ближайшие два часа раздастся телефонный звонок.
– А солнце всходит на востоке, – добавил Гуров. – Кто звонит, что говорит?
– Звонит Нина и приглашает поужинать в «Алмазе», – ответил Дитер.
– Вы решили сто грамм разлить на двоих? – поинтересовался Гуров. – Звонит Павел Николаевич Фокин, а насчет «Алмаза» согласен.
– Значит, разливаем на троих, – подвел итог Василий.
– Фигушки, – по-детски ответил Гуров. – Если звонит Нина, выиграли вы и делите как хотите, если Академик, выиграл я.
– Вы полковник, вам и решать, кто выиграл, – обиделся Дитер.
– А что, несправедливо? – удивился Гуров. – Телефонный звонок и приглашение в «Алмаз» напрашиваются сами собой. Вопрос – кто приглашает, главное же, что мы отвечаем.
Он увлекся разговором, лицо ожило, тени под глазами поблекли. Дитер и Василий переглянулись, последний даже подмигнул и недовольно заявил:
– Все объясни, на все вопросы ответь, и все за сто грамм! Господин полковник, у гастронома вас бы просто не поняли, извините за грубость, обозвали бы жлобом.
– Что выросло, то выросло, – парировал Гуров. – Так что мы отвечаем?