– Ну и что же? – вмешался Зубов, на этот раз пересаживаясь поближе. – Ничего здесь случайного нет. Серафим Петрович знал повадки Мастера, как никто другой. Из письма было ясно, что адресат лично не встречал Мастера. Но уж слишком много баек ходило о его личности, и поэтому такую работу должен был взять на себя тот, кто изучил Мастера как свои пять пальцев. Кроме всего, Серафим Петрович недавно в Москве и местному преступному миру еще не очень известен.
Зубов закинул ногу на ногу, продолжая рассуждать со смаком. Авторы, затаившись, подстерегали Михеева, а тот молча переводил свой взгляд с Зубова на гостей, и взгляд его выражал крайнее неодобрение.
– Учтите, – продолжал Зубов, – поездка Серафима Петровича в Краснодар не была связана с делом о последних грабежах. Мы... то есть Серафим Петрович, разумеется, не знал, что разыскиваемая шайка и авторы письма – одни и те же лица. Словом, это выглядело так: Мастер в последние годы отошел от своей профессии. Что уж там было – разочарование или другое влияние...
Здесь авторы понимающе переглянулись и разом посмотрели на Михеева.
– ...Во всяком случае, связи Мастера с преступным миром прервались, – говорил лейтенант. – Но вот после его довольно мирной смерти на свет белый появилось письмо. Из письма можно было понять, что затевается некое преступление. И вдобавок очень серьезное, если приглашается к участию такой опытный и искусный грабитель, как Мастер. И важно было его предупредить, это преступление, и выявить шайку.
Михеев возмущенно зашуршал бумагой, застучал карандашом, задвигал стулом. И только деликатность еще удерживала его от более активных действий. Но эти трое были увлечены ходом рассуждений, и его протесты пропали даром.
– Значит, и вы были с самого начала участником этой операции? – в один голос удивились авторы и обменялись многозначительными взглядами.
– В том-то и дело, нет, – сказал Зубов. – Видите ли, преступники были очень осторожны, и на станции Голутвин Серафиму Петровичу пришлось отослать краснодарского сотрудника, сидевшего в том же вагоне. Поэтому связь была потеряна. Я, в свою очередь, отправился на дачу, не поставив, к сожалению, в известность начальство, – при этих словах Михеев странно хмыкнул, – но, в общем, все кончилось благополучно. Хотя я, поднявшись тайком в мансарду, был прямо-таки ошарашен, когда услышал тихий голос своего начальника в этом вертепе и почувствовал в ладони записку. Потом еще успел выскочить на лестницу. До того все это было неожиданно.
Этот рыжий парень Зубов был очень доволен тем, что стал героем романа.
– Значит, именно об этом собираетесь писать? – спросил Михеев.
Почти готовая рукопись романа лежала на коленях у одного из авторов, но у них еще не хватало решимости представить ее Михееву на суд.
– У вас, Серафим Петрович, пропадает талант. Вы создали образ злого, угрюмого Мастера. Это актерская работа, – сказал первый автор, стараясь смягчить твердое сердце Михеева.
– Впрочем, Серафим Петрович и есть мастер своего дела, – сказал второй автор, уже откровенно срываясь на лесть.
Его соавтор потупил глаза, кривясь, будто от боли. Зубов весело взглянул на Михеева. Подполковник произнес: «М-да...» – и забарабанил пальцами по столу, стараясь сохранить на своем дубленом лице бесстрастное выражение.
Но второй автор готов был поклясться, что в зрачках у Михеева мелькнула тень. Нечто похожее на чувство удовлетворения.
– Какой уж там актер, какой там мастер! И при чем все это? Каким еще можно быть в общении с убийцами? Конечно, угрюмым, – возразил Михеев. – Вот сойти за веселого я бы не сумел, нет во мне этого самого таланта.
Обрадованный тем, что Михеев немного сдвинулся с места, второй автор пошел ва-банк. Он прищурился и, набиваясь на интимность, сказал:
– И потом во всем этом, вероятно, есть другая сторона. Так сказать, подсознательная. Вы и Мастер – два человека, которых тесно сплела жизнь.
Первый автор и Зубов с тревогой ждали, как он выпутается из клубка, который сам заплел.
– И вроде бы именно вы, и только вы, должны были поставить за него последнюю точку. Вернее, за него и за вас в этой совместной истории, у вас не было такого ощущения? – закончил второй автор тоном человека, перед которым забелел выход из катакомб.
И все трое сразу же уставились на Михеева. Подполковник поднял брови – его застигли врасплох.
– Понимаете, это как бы наша литературная версия, – пояснил первый автор.
– Литературная? – переспросил Михеев, стараясь выиграть время.
– Ну да. Житейская версия.
Михеев пожал плечами.
– Может быть... Впрочем, не знаю, – сказал он. – В литературе я не силен. Это уж вам там скажут. Редактор и прочие.
Михеев встал, давая понять, что его терпение иссякло. Следом поднялись авторы и Зубов.
– Весьма вам благодарны, – произнес второй автор.
– Пожалуйста. Не стоит, – ответил Михеев официально.
Его взгляд неожиданно что-то нашел любопытное, и глаза блеснули. Авторы посмотрели туда же и увидели часы «Омега» на руке у Зубова. Рукав модного пиджака был короток, и часы открыто сияли золотым корпусом. Зубов слегка поежился, безуспешно пробуя кисть с часами втянуть в рукав.
– Зубов, вы, стало быть, над ними взяли шефство? И, как я понимаю, все эти сведения они получили от вас? – спросил Михеев повеселевшим голосом.
– Почему же все? – невнятно пробормотал Зубов, начиная медленно краснеть, будто постепенно пропитываясь малиновой краской.
– Разве не все? Тогда жаль. Это очень интересная история, – сказал Михеев.
Среди авторов началось неописуемое волнение.
– Что за история? – осведомился один из них, и они оба навострили уши. Михеев приглашающим жестом указал на Зубова.
– Попросите хорошенько, и он расскажет. Это его биографическая тайна.
Зубов как-то задумчиво посмотрел на Михеева, малиновый цвет начал таять на его лице, и оно вернуло себе обычный оттенок.
– Биографическая? – сказал Зубов. – Ничего себе биографическая; едва не вылетел с работы!
Михеев развел руками. И потом взялся за телефон. Когда он поднял телефонную трубку, знаменитый «наган» загудел, как трансформаторная будка.
– Прошу ко мне, – сказал Зубов и первым вышел из кабинета.
В коридоре Зубов сказал:
– Старик не переносит вашу братию. Мол, не знают ни черта, насочиняют с три короба и носятся с этим. Тут появлялся один журналист, три дня ходил как на работу. Потом в своей газете нагородил такое, что Старик схватился за голову. Говорит: «Люди подумают, что это я наплел ему».
– Леонид Михайлович, а что имел в виду Михеев? – напомнил второй автор, даже забегая перед идущим впереди Зубовым.
– Комичная, но страшно глупая история с моими часами. За нее, за самовольный поход на дачу наложили строгий выговор, а могло быть и похуже. Как-никак почти служебное преступление. Впрочем, об этом потом.