«Они могли отпустить меня на край света – без денег, документов и визитной карточки я дойду только до ближайшего участка».
– Мадемуазель? – услышала она приятный мужской голос, но так как по-французски говорила крайне плохо, неторопливо прошла дальше.
Она услышала позади быстрые шаги, и вскоре ее догнал высокий статный молодой человек, который, улыбаясь, говорил по-французски.
– Ноу франс, – она улыбнулась и сделала отрицательный жест.
Мгновенно прямо на аллею выехала полицейская машина, из которой ловко выпрыгнули два молодых полицейских и быстро подошли к Ольге и неизвестному франту.
Один полицейский козырнул Ольге, выяснив, что она не говорит по-французски, перешел на немецкий.
Ольга с трудом объяснила, что живет в клинике, и указала в темноту.
– О, доктор Дитер! Зер гут! – ответил почтительно полисмен и, вежливо взяв Ольгу под руку, повел ее в сторону госпиталя. Из его длинной и путаной речи девушка выяснила, что это плохая аллея и здесь гуляют только плохие женщины. Если мадемуазель хочет вечером погулять одна, то ей надо идти в обратную сторону и обогнуть госпиталь, там имеется неплохое кафе для приличных дам.
Ольга согласно кивнула, оглянулась и не увидела ни полицейской машины, ни франтоватого незнакомца.
Полицейский понял ее взгляд и пояснил:
– Это плохой человек. Профессионал. Он больше не подойдет к мадемуазель.
Как ни малы были познания Ольги в немецком, она поняла, что значит «плохая аллея», «плохой человек», «профессионал».
Когда они вышли из аллеи на маленькую площадь, сверкающую огоньками кафе и закусочных, полицейский вновь козырнул, указал на одну из дверей. Страж закона хотел поцеловать девушке руку, но она плевать хотела на местные обычаи и расцеловала растерявшегося парня в обе щеки.
Рядом раздались аплодисменты. С акцентом, но на хорошем русском языке, просто, но элегантно одетый мужчина средних лет сказал:
– Олюшка, так, кажется, вас зовут дома, здесь не Москва и не стреляют каждую минуту, но хорошенькой девочке шляться в вечернее время одной не рекомендуется. Я правильно употребил слово «шляться»?
– Правильно, – улыбнулась Ольга. – Откуда вы знаете, как меня зовут дома? И вы так хорошо говорите по-русски.
– Моего отца звали Иван, а матушку – Анна. Мой прадед уехал из России очень давно. А о вас я знаю очень много, имею вот такой гроссбух, – и он показал толстенную книгу. – Я ваш охранник, и меня зовут Жак. Хочу стать вашим другом. Когда вы пошли гулять, я мог сразу остановить вас. Но тогда вы бы подумали, что вас обманывают, говорят, гуляйте, где хотите, и приставляют полицейского. Я договорился с местными ребятами, они разыграли маленький спектакль. Мы же знали, что вам по этой аллее пройти не дадут.
– Вы большие хитрецы…
– Мы бережем свою работу, Ольга. Здесь это непростое дело.
– Жак, я хочу кофе и пирожное, – сказала Ольга. – Но у меня нет денег.
– Это просто. – Жак открыл перед девушкой дверь кафе. – В этом заведении любой клиент доктора может получить все, что угодно, бесплатно.
Ольга весь вечер рассказывала Жаку о Москве, и, хотя старалась смягчать, картина получилась мрачноватой. Тем более что Жак читал газеты, которые не приукрашивали жизнь в нашей столице, и порой задавал сложные вопросы.
– О политике, Жак, вы меня лучше не спрашивайте, – попросила Ольга. – В ней не разбирается ни один россиянин.
– И президент? – удивился Жак.
– Думаю, он понимает в данном вопросе меньше других.
Когда Ольга подписала счет, Жак усмехнулся:
– Доктор удивится, узнав, что такая дама пьет сливовицу. В следующий раз пейте коньяк.
– Во-первых, это дороговато, но главное, я люблю именно сливовицу.
Увлеченные разговором, они не обратили внимания на незаметного человечка в сером костюме, который сидел в углу, то и дело щелкал зажигалкой, хотя и не курил.
Вторично разнос Гурову делал замминистра.
Генерал-полковник расхаживал вдоль своего стола, что устраивало Гурова, который не любил докладывать, сидя в кресле.
– Вы не можете, Лев Иванович, жаловаться на нехватку людей. Я проверял, ребята из контрразведки не тянут волынку, работают очень серьезно. МУР предоставил вам двенадцать лучших оперативников. Вы сами там много лет работали и прекрасно знаете: двенадцать оперативников лишними не бывают. А результат?
Гуров хотел было ответить, что результатов по подавляющему большинству заказных убийств нет. А киллеры, судя по всему, – профессионалы.
Кулагин сделать ничего не может, ему приказали, чтобы работа велась по линии контрразведки. А убийство чисто криминальное, политикой в нем не пахнет. Муровцы молодцы, нечего сказать, но оперативник целиком зависит от своей агентуры. А МУР разрабатывает группировки, может зацепить гастролера, но у них нет и не может быть выхода на убийцу, присланного из-за кордона.
– Вы увидели их в казино, а результата нет.
– Нет никакой уверенности, что они и есть разыскиваемые. Нам нужны пистолеты, связи этих парней.
– И как же вы данные связи выявляете?
– Плохо. Очень плохо.
– А почему вы решили, что убийцы присланы издалека?
– Этого я вам сказать не могу, – ответил Гуров.
– Как? – Шубин перестал ходить, присел на край стола.
Гуров не мог сообщить генерал-полковнику план задуманной операции, так как он касался смежников. А взаимоотношения секретных ведомств между собой были и так хуже некуда.
– Я вам приказываю, полковник!
– А я вам совру, господин генерал-полковник, – тихо ответил Гуров.
– Только попробуйте, у меня на ваше место охотники найдутся! – прикрикнул Шубин.
– С царем на охоту идти охотников уйма. Одно плохо – стрелять никто не умеет, – ответил Гуров.
– Умеет стрелять, не умеет, решим. Излагайте свои задумки.
– В России киллеры издавна используют автомат, – начал врать Гуров. – А если цель отстоит на тысячу метров, то винтовку и оптику. Киллеры умышленно оставили у себя пистолеты, якобы снова готовится стрельба в упор. Сказки, мы их возьмем на подходах.
– Где?
– На Николиной горе.
– Хорошо. Идите.
Гуров, хотя и был в штатском, развернулся, как строевой, носочек оттянул, подошву первого шага отпечатал. Когда он уже закрывал за собой дверь, Шубин негромко позвал:
– Лев Иванович, минуточку.
Полковник смотрел на начальника – весь внимание.
– Лев Иванович, вы мне правду сказали?
– Конечно, нет! – возмутился Гуров. – Правда – штука слишком опасная. – Он бесшумно выскользнул из кабинета и сказал дежурному офицеру с горечью: