– Вернемся и наденем пальто? – предложил он.
– Вздор! – нетерпеливо бросил Кавальканти. – Перетерпим как-нибудь, не так уж много времени займет… Иоганн, вас не затруднит держаться самую чуточку впереди меня?
– Все-таки опасаетесь?
– Ничего не опасается только покойник…
– Как хотите, – сказал Бестужев, чуточку опережая спутника и направляясь в сторону рулевой рубки, к последней в ряду шлюпке. На палубе было совсем темно, но глаза начинали понемногу к темноте привыкать. Ни единого человека вокруг – и прекрасно…
– Чудесная ночь, – сказал вдруг Кавальканти.
– Пожалуй, – согласился Бестужев.
Луны не было, но не было и облаков, огромная чаша черного небосвода была усыпана мириадами крупных сверкающих звезд, сиявших, словно брильянты – они и казались не далекими искорками, а драгоценными камнями, выступавшими над черным бархатом. Прекрасная была картина, поневоле вызывавшая в душе радость и восхищение.
Приостановившись, Кавальканти продолжал вполне мирным голосом, ничего общего не имевшим с его личностью и ситуацией:
– Какая красота… В такую ночь хотелось бы… Что это?!
Бестужев тоже инстинктивно отпрянул – возле борта со стороны носа вдруг возникло нечто высокое, прямо-таки исполинское, прошло, заслоняя звезды, так близко, что на людей пахнуло ледяным холодом. Протяжный скрип, толчок, палуба на миг качнулась под ногами… За бортом послышались громкие всплески, словно туда лавиной посыпались какие-то изрядных размеров куски, по палубе во многих местах загрохотало. Это продолжалось какие-то секунды – и темная тень, напоминавшая очертаниями скалу, величественно проплыла к корме.
– Черт знает… – начал Бестужев, оборачиваясь к спутнику.
Кавальканти лежал. Совсем неподалеку от них, там и сям, валялись смутно отблескивающие в полумраке куски льда. «Ах, так это айсберг… – пронеслось в голове у Бестужева. – Но как близко, едва не столкнулись…»
Присел на корточки. Глыба льда ударила по голове? Или обморок? Нет, это скорее истеричной даме приличествовало бы, а не лихому итальянскому анархисту…
– Что у вас тут? – тяжело сопя, инспектор опустился рядом с ним на колени. – Мимо меня пронесся какой-то тип, так, словно за ним все черти гонятся… Отсюда бежал…
Бестужев чиркнул спичкой, тут же погасшей на ледяном ветру. Инспектор напряженным голосом сказал:
– Минуту…
Он, не вставая с корточек, неуклюже рылся по карманам. Круг света от карманного электрического фонарика, показавшийся во мраке ослепительным сиянием, лег на палубу, выхватил спину Кавальканти… и роговую рукоять ножа, торчавшего у него прямехонько под лопаткой, напротив сердца.
– Он уже не дышит, – отстраненным, каким-то деревянным голосом произнес инспектор. – Прямо в сердце… Умеючи, ага… Куда вы?
Бестужев приостановился, кинул через плечо:
– Оставайтесь здесь, сообщите кому-нибудь из команды…
И быстро пошел, почти побежал к ведущей на палубу лестнице, охваченный нехорошими предчувствиями. Палуба уже понемногу наполнялась джентльменами в вечерних костюмах, громко обсуждавшими столкновение, слово «айсберг» звучало со всех сторон, и настроение у пассажиров было самое веселое, несколько человек даже затеяли играть в футбол кусками льда. Кто-то громко радовался, что наконец-то произошло хоть что-то интересное, нарушившее «скукотищу» плавания.
Бестужев бегом спускался по лестнице, несколько раз весьма невежливо наталкивался на спешащих наверх пассажиров с веселыми, полными любопытства лицами, но извиняться за этакую бестактность было некогда. Коридор… Дверь…
Дверь легко поддалась. Ворвавшись в каюту, Бестужев огляделся, прошел вглубь. Мисс Луиза, мастерски связанная по рукам и ногам, с забитым в рот кляпом, лежала на застеленной кровати. Судя по первым впечатлениям, с ней все было в порядке, нет ни ран, ни крови, завидев Бестужева, она стала яростно биться на постели, как рыбка на песке, отчаянно округлив глаза, издавая нечленораздельные звуки. Под правым глазом у нее наливался синим и черным огромный синяк, более приличествовавший бы портовому босяку, а не племяннице американского миллионера – но, если не считать этого прискорбного увечья, не похоже, чтобы ее здоровью был нанесен урон. Ну и ладно, не до нее…
Не обращая более внимания на трепыханья связанной девушки и ее стенания, Бестужев повернулся и выбежал в коридор. Каюта телохранителя. Дверь подалась. Черт бы их всех побрал…
Посреди каюты лежал телохранитель – навзничь, неподвижное лицо уже стало приобретать характерный восковой оттенок, из груди, напротив сердца, торчит рукоять ножа, крайне схожего с тем, что поразил Кавальканти. А в шаге от него, уткнувшись лицом в ковер, так же неподвижно распростерся человек в белом кителе стюарда. Присев на корточки, Бестужев перевернул его физиономией вверх, не испытывая ни малейших эмоций. Незадачливый Луиджи, оказавшийся меж двух огней… нет, меж трех… На левой стороне груди четко выделяется на фоне белоснежного кителя черная дырочка с опаленными краями, след пистолетной пули. И все выглядит так, словно он злодейски напал на обитателя каюты, тот, правда, успел выстрелить, но все равно, оба оказались мертвехоньки. Вот именно, так и выглядит…
Перед дверью каюты Штепанека Бестужев на ходу извлек браунинг и привычно загнал патрон в ствол. Не колеблясь, распахнул дверь. Навстречу ему кинулся человек, вскидывая оружие, Бестужев узнал старого знакомца Чарли – и, не колеблясь, выстрелил дважды, едва ли не в упор. Бросив беглый взгляд и убедившись, что с мерзавцем все кончено, он кинулся дальше.
Остановился, издал сквозь зубы невнятное рычание.
Большой иллюминатор был распахнут настежь, оттуда струился ледяной холод, тут же валялся роскошный халат, в котором Бестужев совсем недавно видел Штепанека, рубашка, жилет. А поодаль, возле стола, с коробкой спичек в руке стоял адвокат Лоренс, взиравший на Бестужева невозмутимо, без тени страха или растерянности.
– Сделайте шаг назад! – рявкнул Бестужев, поднимая пистолет до уровня глаз. – Кому говорю? Пристрелю, сволочь! Брось спички на пол! Спички брось!
Обстановка была ясна с первого взгляда, загадок не таила: на столе, рядом с широким гуттаперчевым поясом, в котором иные при путешествиях хранят ценности, лежала внушительная стопа бумаг, покрытых типографским напечатанным текстом и чертежами. Чертежи эти Бестужев узнал сразу: он видел их в Петербурге, перед поездкой в Вену. Официальный патент Штепанека на телеспектроскоп. Ага, вот и мешочек, наверняка там брильянты…
Лоренс, после короткого размышления послушно отступивший назад, разжал пальцы, и спичечный коробок беззвучно упал на пол, на толстый ковер. Не было нужды гадать, куда девался инженер – все свидетельствовало о том, что Бестужев безнадежно опоздал…
– Бог ты мой, как вы меня провели… – горестно вздохнул он. – Вы и не собирались покупать изобретение. В ваши планы с самого начала входило…