Тони Ла Марка немедленно жадно схватил косячок и убрался в темный угол. Дурак — он и есть дурак. Рауль Белуччи и этот болван Гуэрино, давясь, затягивались второй мастыркой, хихикали и совершенно по-детски радовались и веселились тому, что незаконно проникли в это странное, запретное место. Торкья не испытывал желания присоединиться к ним. Ему было о чем подумать в этом магическом помещении. И Сандро Виньола, убогий ботан, карлик, его тоже не слишком интересовал. У того глаза вылезли на лоб, когда только вошли в храм, а теперь он стоял на четвереньках у плиты перед алтарем и смотрелся как какой-нибудь не в меру откормленный мальчик-хорист, явившийся, чтобы вознести молитву своему богу, — а тот стоит над ним, вонзив клинок в трепещущее горло быка.
Лудо наблюдал, как Виньола, шевеля губами, разбирает латинскую надпись, выбитую на камне под изображением полумесяца, и жалел, что сам не слишком хорошо знает языки. Кивнул на плиту и спросил:
— И что там написано?
Латинские надписи редко бывают простыми для понимания, древние слова не соответствуют значению нынешних. Это был язык другой эпохи, близкий, но непонятный, своего рода код, собрание символов, смысл которых ясен только посвященному.
Инициатор похода направил луч фонаря на надпись на пыльном белом камне.
DEO INV M
LANTONIUS
PROCULUS
PRAEF СОН III Р
ЕТ PATER
V * S * L * М
— И что это значит? — вновь спросил Торкья, на этот раз громче, поскольку Виньола не ответил на его первый вопрос.
— «Deo Invicto Mithrae, Lucius Antonius Proculus, Praefectus Cohors Tertiae Praetoria, et Pater, votum solvit libens merito».
Сияющие круглые глаза смотрели на него из-за огромных очков.
— «Непобедимому богу Митре Луций Антоний Прокул, префект третьей когорты преторианской гвардии и Патер, по доброй воле принес достойный обет и исполнил его». Ты разве не можешь это прочесть?
— Я не так хорошо знаю латынь.
Дино Абати тут же оказался рядом. До этого он совал нос во все углы, гремя диггерскими причиндалами, и его ярко-рыжие волосы мелькали по всей пещере.
— Ну, имя ты должен помнить! Мы же его на лекции слышали. Луций Антоний Прокул был в составе преторианской гвардии и участвовал в битве у Мульвийского моста. Преторианцы стояли за Максенция. Того, который проиграл эту битву. Помнишь?
Лудо не нравилось, когда с ним обращались как с полным придурком.
— Я плохо запоминаю эти древние имена, — буркнул Торкья. — Значит, думаешь, он был здесь?
Абати бросил быстрый взгляд в сторону помещения, где валялись кости.
— Может, он и сейчас здесь. Константин полностью уничтожил преторианскую гвардию, после того как взял Рим. Они встали не на ту сторону. А император счел, что им нельзя доверять, и сровнял с землей их резиденцию. Как там она называлась?
— Castra Praetoria, — подсказал Виньола.
— Вот-вот. Уничтожил полностью. И этих здесь тоже, надо полагать, — добавил Абати. — Гнусно тут, прямо дрожь пробирает. Кто-нибудь знал про это место до того, как сюда заявился Джорджио Браманте?
— Да что ты, конечно, нет! — пискнул Виньола. — Иначе о нем было бы во всех учебниках написано! Это же лучший митрейон во всем Риме! Может, даже самый лучший во всем мире!
Дино подумал над этим предположением.
— И профессор никак не может решить, сообщить о нем или нет? Глупость какая! Ему ни за что не сохранить это в тайне!
Виньола помотал головой, с трудом поднялся с пола и отряхнул руки от пыли.
— Он мог бы держать это в тайне столько времени, сколько захотел бы. За все его раскопки отвечает факультет. Так что он мог бы продолжать работу, как сейчас. Копал бы себе спокойненько вместе с Джудит Тернхаус и прочими, кто посвящен в тайну. А потом, в один прекрасный день, в подходящий момент собрал бы нужных людей и объявил: «Глядите, что мы нашли!» И вот Джорджио — герой дня! Смотрите, завидуйте! Открыватель неизвестных чудес света. Шлиман [21] и Говард Картер [22] — в одном флаконе! Ему такое страшно понравилось бы!
— Это святое место, — вдруг брякнул, не подумав, Торкья.
— И что из этого следует, Лудо? Что нам теперь делать? — спросил Абати гнусным голосом, вызывающе растягивая слова. — Гимны петь? Зарезать петушка? Преклонить колени перед богом, а потом отправиться домой доделывать домашние задания? Стоит ли так серьезно воспринимать этого Митру? Да мы же просто банда бездельников, забравшихся сюда от нечего делать. Эй! Эй, ты куда?!
Он заорал, вдруг разозлившись. А потом резко рванул через слабо освещенное помещение и схватил за руку Тони Ла Марку, который, пошатываясь, пытался нырнуть в узкий прямоугольный лаз в дальнем его конце, за алтарем и скульптурой.
— Куда ты, черт тебя дери, собрался?!
— Да я просто смотрю… — Ла Марка едва владел заплетающимся от «дури» языком.
— Прекрати!
— Но я же…
Неаполитанец умолк, разглядев гнев на лице Абати. А пещерник в костюме спелеолога, казавшийся здесь совершенно на своем месте, поднял с пола камень и швырнул в черное отверстие, куда только что собирался залезть Ла Марка. В ответ не раздалось ни звука. Вообще никакого. И только потом студенты услышали эхо отдаленного всплеска, когда камень достиг воды.
Диггер мрачно оглядел всех по очереди.
— Это вам не в песочнице играть, детки, — ядовитым тоном заметил он. — Темноты следует опасаться — на то есть множество серьезных причин.
Джорджио Браманте был образцовым заключенным. В большом черном портфеле Мессины в то утро лежало его полное тюремное досье, и комиссар внимательно просматривал собранные в нем документы, пока штабной автобус пробирался по забитым машинами улицам от Монти до Авентино. Профессор провел в тюрьме четырнадцать ничем непримечательных лет, после того как был признан виновным в убийстве. Его судебный процесс вызвал тогда в обществе массу противоречивых эмоций. Никому не нравятся истории о пропавших без вести детях, не расследованные до конца. Никому не доставило удовольствия расследование, окончившееся полным провалом, потому что полиция сваляла дурака, причем на сей раз самым неожиданным образом: невинного человека, Браманте, засадили в тюрягу, а виновных, студентов, которые, видимо, и похитили его сына и решительно отказались что-либо сообщить о его судьбе, выпустили на свободу.
Пятерых из них, во всяком случае.