Потом щелкнула зажигалка и в темноте дальнего угла возникло маленькое колеблющееся пламя. Оно смогло осветить только орлиный профиль Фальконе и верхнюю часть торса: лысину, огромный изогнутый нос, серебристую козлиную бородку и белую рубашку с распахнутым воротом.
Коста сильнее сжал рукоятку пистолета, почувствовав, как на ладони выступил холодный пот, и тихо двинулся в сторону человека с огоньком в руке, зная, что Браманте делает то же самое.
— Четырнадцать лет назад, Джорджио, — небрежно заявил старый инспектор, — я посадил вас в тюрьму за убийство. Какое несчастье, что приходится сейчас повторять ту же операцию. — Фальконе поднял огонек выше. — Если у вас имеется желание что-то мне сообщить… — начал он. Голос звучал твердо и уверенно.
Группа поддержки уже вся была на этаже, однако находилась еще далеко. Коста вновь двинулся вперед, сжимая в руке пистолет, раздумывая, стоит ли пускать его в ход, не будет ли это слишком опасно в темноте, когда рядом находится столько людей.
Потом раздался вскрик Фальконе. Огонек пропал в темноте, раздался приглушенный стон, может, несколько, и тьма вновь обволокла все вокруг. Коста утратил чувство направления и равновесия, уже не знал, в какой стороне что находится.
Стальная дверь рухнула на выложенный плиткой старинный пол квестуры, и эхо удара мощным грохотом прокатилось по всему зданию. Группа поддержки — все злые, недовольные, раздосадованные задержкой — теперь ощупью двигалась в ту сторону, где ночь поглотила Фальконе и кого-то или что-то еще.
— Он захватил инспектора! — крикнул Коста. — Не стрелять!
Слова застряли в горле. Вспыхнул еще один источник света — тоненький лучик маленького фонарика, прикрепленного к защитной каске. У дальней стены какая-то фигура старалась вырваться из захвата Лео, ухватив его за ворот рубашки. Коста мало что мог разобрать в мешанине борьбы.
Тут ему вспомнилась бойня, все эти ножи, и он живо представил себе Ла Марку, как тот висит на мясницком крюке, грудь распорота, но Тони еще жив и смотрит прямо в глаза человеку, который его убивает.
Рука с пистолетом бессильно повисла. Ник слышал, как по коридору идут люди, не имеющие представления о том, кто и что им противостоит, и не в состоянии понять, как с этим можно справиться.
Детектив постарался как можно точнее вспомнить планировку этого помещения, затем направил ствол в сторону пыльных темных окон, чтобы не попасть ни в кого из резервной группы.
Нажал на спусковой крючок. Раздавшийся звук был таким громким, что, казалось, обрел физическую силу и тяжесть; он эхом завибрировал в ушах, словно рядом палили несколько стволов, выпуская пулю за пулей. Коста не мог связно думать, не мог понять, что там происходит, в этой мешанине тел. Группа прикрытия рванула вперед, свет фонаря выхватил из темноты белую рубашку Фальконе.
На ткани виднелось какое-то пятно. Темное и мокрое.
Коста отбросил пистолет в сторону и рванулся вперед, проталкиваясь между полицейскими, и наконец увидел Фальконе.
Сзади кто-то включил полицейский фонарь, и широкий желтый луч осветил все вокруг. Представшая перед Ником картина оказалась несколько неожиданной. Инспектор лежал на полу и злобно таращился на всех, глаза его выглядели такими же яркими, как и заляпанная кровью белая рубашка. Рядом, буквально прилипнув к нему, лежал, не шевелясь, человек, одетый во все черное, в шерстяной шапочке того же цвета, низко натянутой на голову.
— Вы не… — начал Коста.
Фальконе встряхнулся и высвободил руки из-под навалившегося тела.
— Да! — рявкнул он в ответ. — Освободите меня от него!
Ник ухватился за тело.
— Тут нож нужен, — уточнил инспектор неожиданно и непонятно.
— Что?
Остальные уже собрались вокруг. Принесли еще несколько фонарей. Потом сзади раздался голос Терезы Лупо — она требовала, чтобы ее пропустили вперед. «Там же нужен врач», — твердила она. Всем это было и так понятно.
Затем в конце концов кто-то нашел щиток с предохранителями и включил свет.
Лампы вспыхнули внезапно, с ненужной жестокостью осветив место действия. Коста заморгал, пытаясь понять, что же здесь произошло.
В объятиях Лео Фальконе лежал человек, которого он видел в луче фонарика. Каска спелеолога была с одной стороны разбита, из раны что-то торчало — может, кость, может, кусок пластика.
Тела Лео и человека в черном плотно охватывала толстая веревка, завязанная серьезным узлом, зафиксированным металлической скобой; Коста помнил такие по прежним занятиям альпинизмом. Они называются «краб».
— Это не я его застрелил, — буркнул Ник себе под нос, глядя, как Перони опускается на колени и пытается разрезать веревку перочинным ножом. Фальконе все время нетерпеливо дергался. — Это не я его убил. Я направил ствол в сторону…
Детектив замолчал и оглянулся. Теперь, при свете, комната выглядела совсем иначе, нежели он представлял ее себе, пребывая в темноте. На самом деле Коста даже не представлял, в какую сторону стрелял. Глупо, конечно, стрелять в полном мраке. Если бы не вид Фальконе, схватившегося с человеком, который совсем недавно по-мясницки разделал другого человека, он никогда не решился бы на такое.
Перони в конце концов перерезал веревку и помог инспектору подняться. В сторону Косты он даже не посмотрел, сосредоточив внимание на Терезе — она склонилась над лежащим телом, щупала пульс, а потом попыталась стащить с головы защитную каску.
— Это не я его застрелил, черт побери! — громко повторил Ник, ощущая ледяную атмосферу, сгустившуюся вокруг. Вся группа, больше дюжины полицейских, глазела только на него.
— Да какая разница? — буркнул один из них. — А вообще скольких он уже убил?
Полицейский вдруг замолк. Это на него уставился Фальконе, теперь вполне оживший, похожий на самого себя в прежние годы, несмотря на посеревшее лицо, сведенное болью.
— Никого этот не убил, — бросил инспектор хмуро. — Ни единого человека! — Нагнулся, протянул руку и стащил то, что осталось от каски, с головы убитого. — Никого!
Человек выглядел гораздо старше собственного образа, который Ник Коста помнил по архивной фотографии. На голове по-прежнему пламенела грива рыжих волос, сейчас слипшихся от крови, но лицо его было слишком морщинистым для его возраста.
Коста снова вспомнил уборщика, возившегося в помещении для оперативных групп. Он ведь находился в помещении квестуры весь вечер, и никто не задавал ему никаких вопросов, никто его вообще не замечал.
— Я никого не убивал, — тихо повторил детектив, ощущая большое облегчение.
Фальконе пристально посмотрел на лежащее на полу тело, потом неуклюже нагнулся.
— Нет, это не ты, — подтвердил он. — Бедолагу застрелил Джорджио Браманте, пока вы бегали вокруг как последние идиоты, А теперь он… где его теперь искать? Надо полагать, ни у кого не хватило ума остаться охранять выход?