«Попробуй еще», — говорила себе Тереза.
— Так какой же, по твоему мнению, я была в детстве?
Лейла на минуту задумалась.
— Нормальной.
— Ха. Ты не права, девочка. Я даже сейчас не нормальная. Знаешь, как меня называют в квестуре?
— Как же?
— Безумная Тереза. Сумасшедший патолог. Помешанная.
Лейла покачала головой, отказываясь верить. Терезе такое отношение показалось ужасно нечестным.
— Я правду говорю, — настаивала она, — хочешь — верь, хочешь — нет. И я на самом деле сумасшедшая. Вот хочу купить тебе новую одежду, и все тут. А этот твой черный прикид просто бесит меня. Зачем нужно прятать свою красоту?
Лейла не понимала суть ее доводов. Она не считала себя красавицей. Красоты не существовало в ее мире. Возможно, девочка вообще о себе не думала. Тревожное выражение промелькнуло на ее лице.
— Когда меня прогонят отсюда?
— Никто не собирается прогонять тебя, Лейла.
Она и на сей раз не поверила. Тереза не могла винить ребенка. В ее ответе не было полной уверенности, и он не мог обмануть даже тринадцатилетнего подростка, живущего на улице.
— Джанни останется со мной?
— Конечно. На какое-то время. Только он ведь полицейский. Ему нужно работать. Работы у него хватает. А ты не его…
Она остановила себя, ужаснувшись чуть было не произнесенных ею слов. «Ты не его ребенок, у Перони уже есть двое детей, и он считает, что не оправдал их надежд… Ты просто, не сознавая этого, заменяешь ему их».
— Он общается с тобой не по работе. Мы что-нибудь придумаем. Но Нику и Джанни платят за то, чтобы они искали плохих людей и сажали их в тюрьму. Они должны найти того человека, которого ты видела в Пантеоне. Им нужна твоя помощь.
Девочка обхватила себя худыми руками и уставилась в пол.
— Я ничего не видела, — пробормотала она. — Просто…
В такой ситуации ей нельзя угрожать. Это не сработает. Они часами пытались по частям вытянуть у Лейлы сведения о произошедшем в Пантеоне, достигнув пока мизерных результатов. Легко установили только адрес, остальное представлялось весьма запутанным. Девочка утверждает, что пошла за этим человеком, так как он показался ей интересным.
Но почему? Лейла не могла объяснить. Только пожимала плечами. Она всегда следила за людьми. Возможно, размышляла Тереза, курдянка предлагала им что-то — она не хотела уточнять, что именно, — а потом забирала у них деньги вместе с бумажниками.
Лейла разговаривала до тех пор, пока ей не надоедало, потом замолкала, пряталась в свою раковину. Перони, как ни бился, не мог сломать ее сопротивление. Любой не высказанный до конца вопрос разбивался о каменную стену молчания.
Тереза Лупо пыталась представить, что девочка пережила той ночью. Вы проникаете в старинный храм, потому что кто-то не запер дверь. Так что же руководит вами в то время?
«Там тепло».
Хорошо. А что вам приходит в голову, когда вы видите перед собой двух людей, мужчину и женщину, занятых каким-то делом?
«Они собираются заняться сексом, а я могу наблюдать за ними».
Ладно. Она бы и сама не отказалась от такого зрелища в тринадцать лет.
«Вы можете что-то украсть».
Тоже вполне возможно. Вот только все пошло не так, как надо. Эта парочка не стала заниматься любовью. Скорее всего близости между ними не было, насколько могла судить Тереза после осмотра тела. Там произошло нечто иное.
Мужчина задушил женщину своей особой веревкой, которую держал для подобных случаев. Затем снял с нее всю одежду, вынул скальпель, осмотрел помещение, перевернул труп, так что голова ударилась о древний камень, сделал свою работу (теперь он знал все наизусть и не нуждался ни в каких образцах, ибо занимался этим — сколько же раз он проделывал такое? — восемь раз). Потом положил изуродованное тело на спину, чтобы пустые, ничего не видящие глаза жертвы были обращены к отверстию в куполе, и вытянул ее руки таким образом, чтобы холодные пальцы указывали на некие скрытые магические точки в пространстве.
Тереза взглянула на курдянку. Лейла поступила так, как в данных обстоятельствах поступил бы любой человек. Она спряталась в тени и оставалась там, когда Ник вошел в зал. Она вся съежилась, дрожала и старалась удержаться от крика. Девочка отказывалась смотреть на происходящее, ибо тогда слышимые ею шумы приобретут другое измерение, проникнут в ее сознание и останутся там навсегда.
Тереза положила руку на плечо ребенка и улыбнулась:
— Скажи мне правду, Лейла. И больше мы никогда не будем к этому возвращаться. Ты действительно ничего не видела? Все было слишком… ужасно. Ты боялась смотреть. Стыдиться тут нечего. Мы все поступили бы точно так же.
— Я же сказала вам. — Девочка надула губы.
«Ничего ты нам не сказала», — чуть было не вырвалось у Терезы. Даже Джанни Перони упустил этот психологический момент — возможно, потому, что только женщина могла понять, как поведет себя подросток, испытывая такой страх. Мужчины не могут справиться со своим любопытством. Им надо, просто необходимо, все видеть. Женщина порой уходит в себя и живет своим внутренним миром, который источает тепло, доброту и веру в счастливую жизнь.
Как ей хотелось, чтобы Перони проснулся и пришел к ним! Тереза Лупо знала, что девочка говорит правду и в то же время что-то скрывает. Никакая уличная жизнь и темное прошлое не могли объяснить это хитрое, уклончивое выражение глаз. В ее взгляде есть некая тайна. Может быть, она скрывает нечто интимное. Тринадцатилетние тоже могут вступать в связь с мужчинами. Не исключено…
«У тебя нет ключа к разгадке, — говорила себе Тереза. — Прекращай строить всяческие предположения. Девочка должна рассказать правду».
Тереза подумала о Фальконе и представила себе, как он вел бы подобное интервью. Они с Перони были полными антиподами и пользовались совершенно разной тактикой для достижения одной и той же цели. По темпераменту Тереза ближе к Фальконе. Она не любит ходить вокруг да около проблемы, нащупывать и искать слабые места. Надо действовать напрямик. Вошла, задала вопрос — и ждешь, сложив руки на груди и притопывая ногой, нужный ответ. Именно поэтому Терезе так нравился Перони. Она любила его, хотя и не очень-то понимала, что такое любовь. Джанни вносил элемент благотворительности в повседневную рутину расследований. Он добивался своего, используя присущее людям убеждение, что практически в каждом индивидууме теплится искорка человечности и вам остается лишь найти ее. Тереза считала, что такое отношение к работе весьма странно для полицейского. Даже Коста, отличавшийся мягкостью, начал в последнее время ужесточать свои методы. На службе почти все становятся жестче. Она не могла понять, почему после двадцати лет борьбы со злом Джанни Перони стал более чутким и человечным.
Однако в данном случае метод Перони себя явно исчерпал. Необходимо обратиться к опыту Фальконе. Кроме того, ведь девочка говорит ей несколько приукрашенную правду.