— У нас нет другого выхода, а если в вашем доме найдется бинокль или что-то подобное, вы очень облегчите нашу задачу, — решила я и уже начала снимать куртку. Моему примеру последовал и Виктор, который скинул свою сумку с плеча, аккуратно поставил ее рядом, так как там был фотоаппарат, и стал стягивать с себя обувь. Мы прошли в столовую, которая располагалась слева по коридору. Не торопясь, осмотрелись, так как хозяин дома ушел куда-то вглубь, видимо, подыскать бинокль. С тем, что хозяин этого дома оказался таким гостеприимным, нам явно повезло — вести наблюдение из помещения гораздо удобнее, чем из салона автомобиля. Комната оказалась не очень большой, но достаточно просторной, вообще в доме было уютно и чисто. Мебель была совершенно новой, что говорило о том, что хозяин поселился здесь совсем недавно. В столовой стоял большой покрытый лаком деревянный стол и резные стулья. Здесь же небольшой шкаф-сервант, в котором была расставлена посуда. Пол вместо привычного линолеума или коврового покрытия радовал глаз лакированной доской. В таком доме просто не могло не быть хозяйки, которая так любовно обустраивала свое гнездышко.
— Вот, это вам подойдет, — вернулся Борис Ильич и подал нам подзорную трубу. — У меня осталась, когда еще внучок был маленьким. А сейчас стал взрослым, вот она у меня в дальнем углу и пылится.
— Спасибо. — Я аккуратно взяла из его рук прибор и передала Виктору, который сразу же стал ее наводить.
— У вас очень уютно в доме! — сделала я комплимент Борису Ильичу.
— Когда моя жена была еще жива, она любила заниматься домом, — смущаясь, сказал хозяин дома. — Здесь мы с ней иногда отдыхали, когда сын разрешал. Он у нас стал очень важным и напокупал полно таких домишек — этот отдал нам, потому что ему наш поселок не очень нравится. Он хотел купить для себя особняк на Волге, а этот нам оставил, только напоследок до ума довел. А жена у меня как раз в это время и умерла, так что я живу теперь здесь в одиночестве.
Собеседник пошел на кухню, вход в которую был отсюда, из столовой.
— Вы чай пить будете? — крикнул хозяин, позвякивая чашками.
— Не откажемся, если можно, — согласилась я и заглянула к нему. — Мы вам обязательно заплатим за беспокойство, не переживайте.
— Не надо мне ничего, — резко отрезал Борис Ильич. — Зачем? Сын мне хорошо помогает, я не бедствую, а больше мне и не надо. Вот век свой спокойно доживу, а тогда и на покой пора.
Хозяин дома разлил по чашкам чай и принес их в столовую на подносе, достав из серванта две вазочки с вареньем и печенье. Я села пить чай, чтобы уважить хозяина, а Виктор тем временем наблюдал за домом Можайского. Мне тоже были видны его окна, даже не надо было вставать.
В ожидании мы провели почти час. На улице стало темно, поэтому охранники в особняке зажгли свет, а вот шторы на окнах они не задвинули, что было нам на руку. Дом просматривался практически весь полностью, исключая только одну, заднюю комнату. Особняк Можайского казался в темноте почему-то больше по площади, чем он был на самом деле. Небольшой двор около него, который вмещал еще и гараж, не освещался, зато фонари вдоль улицы горели очень ярко.
Даже без подзорной трубы было видно все, что происходило в доме Можайского, поэтому я оставила прибор Виктору. Но странно: окна были освещены, а охранников нигде не было видно. Уверенности в том, что Дмитрий находится в доме, не было, так как мы с Виктором его не видели. Прошло уже достаточно времени, а наше наблюдение не приносило никакого результата. Я уже подумала, что дом вообще пуст, а свет горит просто так, для отвода глаз.
— Борис Ильич, придется вам помочь нам, если, конечно, вы не против, — попросила я хозяина, который за время нашего чаепития поведал нам историю своей жизни от рождения до смерти жены. — Мы не можем убедиться в том, что охранники еще находятся в доме. Вполне возможно, что их там нет, поэтому вам на правах соседа нужно выманить их.
— Вы знаете, Ольга Юрьевна, сегодня с утра они там были, а вот сейчас не знаю, — засомневался Борис Ильич, собирая на поднос чашки после чаепития. — Что от меня требуется?
— Вы позвоните в дверь и поинтересуйтесь, где Константин Александрович, — предложила я. — А когда охранники скажут, что его нет, вы объясните, что хотели бы поговорить с ним насчет… ну, скажем, отделки потолка, а потом вернетесь сюда. — Уверена, что, охраняя особняк, они уже успели хотя бы визуально ознакомиться со своими соседями. Тем более что вы выйдете из этого дома и вернетесь в него же. Так что подозрений ваш приход вызвать не должен.
— Хорошо, как скажете, — согласился Борис Ильич и уже стал накидывать на плечи курточку, в которой вышел к нам при знакомстве, так как на улице стало совсем прохладно.
Едва он подошел к особняку Можайского, на воротах которого тоже был звонок, мы с Виктором приникли к окнам. Чтобы открыть ворота, охранникам нужно было сначала выйти из дома, а потом пройти некоторое расстояние до ворот. Виктор держал наготове фотоаппарат, а я во все глаза смотрела в окно столовой.
Борис Ильич позвонил и замер в ожидании. Дверь особняка Можайского распахнулась, и на пороге показался незнакомый молодой человек, не Дмитрий, довольно приятной наружности — высокий блондин в голубых джинсах, плотно облегающих его стройные ноги, и серой толстовке. Он пошел к воротам, оставив дверь дома открытой. Как я поняла, это и был напарник Корандина, то есть Курышев Федор, отчество которого я не вспомнила, хотя его инициалы были записаны у меня в ежедневнике. Подойдя к Борису Ильичу, Федор выслушал его. К сожалению, разговора нам не было слышно, но это и неважно, та как о его содержании мы догадывались.
Вслед за Федором на пороге прямо перед нашими глазами предстал сам Дмитрий Корандин, которого я наконец-то могла видеть не на фотографии, а перед собой вживую. Я пододвинула к своим глазам подзорную трубу и навела ее на Дмитрия, чтобы рассмотреть его в ярком свете фонарей. Дмитрий был высоким молодым человеком с густыми черными волосами, карими, почти черными, большими глазами, глубоко посаженными, маленьким носиком с горбинкой, тонкими темными бровями вразлет; его полноватые губы вполне гармонично сочетались со всем внешним обликом.
Так как Дмитрий выглянул позже, чем Федор, он успел накинуть куртку, в которой я уже видела его на фотографии. Дмитрий не стал подходить к воротам, а только напряженно наблюдал за разговаривающими. Ему было и так слышно, что говорил сосед Можайского его напарнику, поэтому подходить ближе не имело смысла.
Выражение лица Дмитрия было серьезным, а взгляд прямым и уверенным. Неожиданно он взглянул на стоящий напротив дом, в котором окопались мы с Виктором. Мне показалось на мгновение, что он смотрит прямо мне в глаза, и от этого стало даже немного страшновато. Хотя я понимала, что Дмитрий увидеть нас никак не мог, так как в столовой мы погасили свет.
Когда Борис Ильич, поговорив с Федором, развернулся к нам лицом и направился к своим воротам, Дмитрий недовольно посмотрел на напарника, что-то крикнув, но не было слышно, что именно.
Я догадалась, что Дмитрий злился на товарища за то, что тот вышел из дома без соблюдения надлежащих предосторожностей: на месте Бориса Ильича вполне мог оказаться другой, подставной человек, которому нужно было отвлечь охранников, чтобы в это время подобраться к дому с задней стороны.