— Ну, ну?
— Первое: ваша троюродная сестра теперь официально является гражданкой Марьяной Бессмертной, а её законный супруг подаёт в Европейский суд на отчуждение у вас её приданого в виде половины царства.
— А я и не отдам!
— В таком случае НАТО как антироссийский военный блок сложится на несколько столетий раньше и…
— И что? Думаешь, побоюсь я той Европы?! Да у нас, может, супротив их пушек… у нас, может… патриотический дух, вот! И вообще мы русские — с нами Бог! Пущай идут, пущай… увидим ещё… пушки у них, а?! Сволочи-и…
— Царю больше не наливать, — попросил я и продолжил: — Второй вариант, экономический. Кощей может просто шантажировать вас тем, что у него в плену ваша сестра, а если вы не выплатите ему, к примеру, миллион рублей, то он её…
— Скока, скока?! Миллион?!! Да у нас в Лукошкине целая корова пять рублей стоит! За миллион, за… за такие-то сумасшедшие деньжищи пущай он её сам держит, не жалко!
Баба-яга, невзирая на мой протест, плеснула государю ещё, только чтоб успокоился и не лез с комментариями. Я строго на неё покосился и взглядом предложил Гороху полсковороды оставшейся яичницы — в смысле закусывать же надо. Он прикинул, кивнул и взял мою вилку…
— Итак, повторюсь, основных рабочих вариантов два. Есть мнение, что переговоры с похитителями нельзя вести ни при каких условиях. Даже если пострадают заложники. Но я всё-таки надеюсь, что мы сможем выручить вашу родственницу, если Кощей…
— А-а! Чтоб меня… — Хлопнув себя по лбу, Горох отбросил вилку и полез за пазуху. — Во! Как раз от энтого вашего похитителя. Ещё до третьих петухов какая-то птица чёрная мне клювом в форточку достучалась да на пол вот эту грамотку и сбросила.
— Да что же вы молчали? — разом подскочили мы с бабкой. — Читайте уже, что там?!
— Что, что… А то сами не догадываетесь? — ворчливо буркнул царь, протягивая мне скрученный в трубочку желтоватый лист бумаги с чёрной печатью на красной верёвочке.
— Позволь-ка, Никитушка, я сама вслух прочту, — перехватила письмо моя домохозяйка и осторожненько развернула листок. — «Никчёмному царю и бесполезному государю, преглупому Гороху пьянющему…»
— Несправедливое и недипломатичное обращение, — икнул надёжа-государь, старательно показывая, как легко он выговаривает длинные слова.
— «…пишет Всея Тёмныя Царства Великий Владыка, Благородный и Всенемилостивейший грозный Господин, сам Кощей…»
— Вонючка! — совершенно по-детски обиделся наш Горох. — Понавешал себе громких титулов, самозванец, а меня, значит, и пьяницей можно, и государем негодящим…
— Не перебивайте, пожалуйста, — вежливо попросил я, накладывая царю ещё яичницы, не пропадать же добру. — Что у нас там по существу вопроса? Переходы на личности и обзывательства можно опустить.
— Ну ежели по существу, дак тут тока одно предложение и есть, — скромно опустила взор бабка. — «Меняю голову царевны Марьянки на голову Никитки-участкового!»
— Э, как это? В смысле почему только голову? — нервно уточнил я.
— Дык сам посмотри, вон, прямым текстом и написано.
— Больше ничего?
Яга и царь подтвердили: нет, больше ничего. Мы выдержали длинную рискованную паузу.
— Почему вы сразу не сказали нам про письмо?
— Интересно было на твои планы полюбоваться, — пожал плечами Горох. — Да ты не обижайся. Я ж на него не обижаюсь.
— Вообще-то такое важное сообщение надо было огласить в первую очередь.
— И чего б оно изменило? — приостановила меня глава нашего экспертного отдела. — Вот, Кощеюшка своё слово и сказал. Теперича нам его краплёной колодой играть придётся. Зови сюда Митеньку, будем всей опергруппой думу думать!
— Митя и «думать» — два плохо сочетаемых понятия, — вставил я, но пошёл.
Бывали случаи, когда именно наш младший сотрудник спасал, казалось бы, патовые ситуации. Перефразируя слова весьма неглупого немецкого полководца Бисмарка, наш Митя любую сложную задачу решал посредством непредсказуемой русской глупости. И ничего, срабатывало. Хотя в обратную сторону куда чаще…
Митяй откликнулся сразу же, завершая дежурный выгул бесов-арестантов до сортира и обратно. Уверившись, что сиюминутный расстрел им не грозит, да и зная, чем закончилась попытка сопротивления милиции для их третьего соучастника, наши арестованные вели себя тихо и на санкции не нарывались. Тем более что кормили у нас два раза в день пшённой кашей — просто и сытно. Хозяйственные бесы даже начали потихонечку благоустраивать для себя поруб: подлатали полки, вымели полы, выпросили побольше соломы на пол и на холодрыгу не жаловались. Если бы все арестанты вели себя у нас так прилично, это была бы просто образцовая камера предварительного заключения или трудоперевоспитания.
…В горнице мы все сели по четырём сторонам стола, так, чтоб не делиться по группам, а каждый имел равный голос. Со стола убрали всё: и чай, и самовар, даже скатерть, чтоб ничего не отвлекало. С общего разрешения я оставил раскрытый блокнот, все записи и схемы могли пригодиться и помочь в принятии правильного решения.
— Предлагаю высказываться.
— Дак чё ж я скажу-то, сокол ясный? Ты у нас глава отделения, тебе и решать. Вам, молодым, и карты в руки.
— А я чем провинился? За что наезжаете на сироту? Ещё ничего и содеять не успел, а уже спрос? А если вы про то, как мы с Еремеевым вчерась в том же кабаке шестивёдерную пивную бочку на спор… Или вы про то ещё не узнали? Тады упс…
— Так что, сыскной воевода, ты тут народ не мути! Вот бы ещё сам царь-государь за тебя преступления разгадывал и службу нёс! Я кому и за что жалованье плачу? Чей-то надо, чую, надо пересмотреть вопрос оплаты Лукошкинского отделения…
Короче, все отмазались. Я поскрежетал зубами, но, честно говоря, ни на кого это впечатления не произвело, даже Митя не особо поёжился. Ладно, пёс с вами, господа-товарищи, мне тоже надоело одному за всех отдуваться…
— Предлагаю мозговой штурм! Каждый просто высказывает первое, что пришло ему в голову, и…
— Тётку Матрёну под суд, по ней давно каторга плачет!
— Все думают, царь, царь… А я вам так скажу, нам, царям, за вредность молоко давать надо!
— Спина болит, поскольку радикулит, собака, Васька-кот никак лапками не вытопчет…
— А капусту ейную надобно в орду продавать как оружие отравления массового, во!
— И я, промежду прочим, супротив конституционной монархии и не имел ничего! Тут ведь что главное — гильотину вовремя прикупить…
Яга тоже открыла рот в свою очередь, но быстро захлопнула под моим красноречивым взглядом. Я грохнул ладонью по столу, призывая собеседников к вниманию. Горох обернулся сразу же, Митя ещё минуты три пытался обосновать необходимость ареста и конфискации всей продукции тётки Матрёны государственными интересами России и даже её историческим долгом по отношению к потомкам и странам третьего мира. Успокоился только, когда я второй раз хлопнул по столу. И то потом всё равно делал царю страшные глаза и всячески корчил рожи, как будто ему крем для обуви на язык выдавили…