— Конрад не сделал бы мне ничего плохого, — ответила я. — Проклятие, Кэл, ты и сам это знаешь.
Я вырвала у него руку. Если Кэл считает, что я заражена, ничего, кроме жалости, я от него не дождусь. Уродливый шрам у меня на шее большую часть времени был прикрыт школьным шарфом — и только в конце учебного года под жарким и влажным дыханием лета шарф приходилось снимать.
— Аойфе, он сошел с ума прямо в свой день рождения и пытался перерезать тебе горло. Тебе тоже скоро исполняется шестнадцать, и ты вдруг заговариваешь о том, чтобы помочь ему. Как хочешь, но звучит так, словно ты и сама не в себе.
— Вы ведь были друзьями с Конрадом, — прошептала я. Два моих единственных друга: Конрад и Кэл, Кэл и Конрад. Я думала, так будет всегда.
Лицо Кэла исказилось:
— Да уж. Представляешь, каким идиотом я себя чувствовал, когда он сорвался с нарезки? Я же и вправду верил, что он не поддастся болезни. Вся эта… вся эта чушь, которой он тебя пичкает, — просто бред. Такой же, как феи и демоны, которых видит твоя мать.
Не успев даже подумать, свободной рукой я дала ему пощечину. Кэл отпрянул, зашипев от боли.
— Прости, — тут же сказала я. В голове у меня до сих пор шумело, и виноватой я себя не чувствовала. Ни капельки.
— Блин, Аойфе, ты мне чуть челюсть не свернула. — Он осторожно подвигал подбородком.
— Конрад не такой, как мать, — упрямо сказала я.
Брат никогда не проявлял каких-то признаков безумия. Не рассказывал о своих снах. С ним должно быть что-то другое. Потому что иначе и для меня не останется никакой надежды.
— Ему нужна моя помощь, — повторила я, — а ты, кажется, только что говорил, что я могу доверять тебе.
Кэл вздохнул и почесал ухо — обычный его жест, когда истинная натура боролась в нем с установлениями прокторов и Академии.
— Ну и чего ты от меня хочешь?
— Читай, — потребовала я, подставив ладонь ему под нос.
Кэл нахмурился:
— Что такое Грейстоун? И что за цифры?
— Грейстоун — дом моего отца, на севере, в Аркхеме, — объяснила я. — Во всяком случае, так мама говорила, — добавила я со вздохом. — А цифры… Не имею ни малейшего понятия.
Честно говоря, то же я могла сказать о своем отце. Кроме имени — Арчибальд Грейсон — от матери я слышала только болтовню о сильных руках и ярко-зеленых, совсем как у меня, глазах. Из-за этих самых глаз Нерисса то готова была на меня молиться, то чуть ли не кидалась. Уж лучше бы мой ублюдок-папаша оставил их при себе.
Но если Конрад столько времени ускользал от прокторов, если он добрался до Аркхема… он мог разыскать отца — человека, который отважился полюбить женщину с некровирусом в крови и даже сделать ей двух детей. Человека, который мог помочь Конраду.
— Кэл, пожалуйста, — попросила я, видя, что он колеблется. — Мне нужен хоть кто-то, кто поверил бы, что это все не полное безумие.
— Обалдеть — снова я с ним заодно. И с тобой тоже, — вздохнул Кэл. — Теперь прокторы меня в любой момент могут в Катакомбы упрятать — глазом моргнуть не успею.
Я ткнула его в плечо:
— Если только сам во Вранохран побежишь и признаешься во всем.
С плеч словно гора свалилась, и сердце уже не стучало, как бешеное. Кэл не предаст меня. Он все тот же, каким был и в первый день в Академии.
— Вороны все видят, Аойфе, — заметил Кэл.
Мы уже шли к спальному корпусу. Дождь разошелся не на шутку, и я выудила из сумочки складной зонт.
— Прокторы не просто так их используют.
— Вороны слишком заняты «настоящими» еретиками и лазутчиками-багровогвардейцами в Ржавных Доках, — отмахнулась я, поднимая зонт над головой Кэла, торчавшей гораздо выше моей. Я не стала упоминать слышанное от Конрада: будто Багровая Гвардия состоит из колдунов, способных на совершенно немыслимые вещи. Кэл и так был на взводе. — Им есть чем заняться помимо каких-то студентов.
— Ну-ну, — мрачно пробурчал Кэл, оглядываясь, словно для проверки — нет ли за спиной проктора.
— Говорю тебе, — уверила я его. Мы поднялись по лестнице и, переступив порог спального корпуса, отряхнулись от дождя. Я ободряюще похлопала Кэла по мокрому плечу. — Ничего с тобой не случится.
— Так что ты все-таки собираешься делать? — спросил он, нетерпеливо поглядывая на других парней, сидевших вокруг эфирника и слушавших бейсбол. — Тоже свяжешься с ним или как? Можешь пока написать ответ, а я счет узнаю.
Решение, которое зрело в моей голове с тех пор, как я прочитала призрачные строки, теперь выкристаллизовалось окончательно. Простым письмом Конраду не поможешь.
— Я отправляюсь в Грейстоун, — ответила я. — Как Конрад и хотел.
Кэл поперхнулся:
— Что? Сейчас?!
В моих мыслях всплыли миссис Форчун и предстоящий разговор с директором.
— Сегодня вечером.
Кажется, Кэл готов был вот-вот бухнуться в обморок.
— Ты точно чокнутая, Аойфе.
— Хватит это повторять, — раздраженно бросила я. Размотав шарф, я провела пальцем по шраму, оставленному ножом Конрада. Мой брат был совсем другим, не таким, как мать. Он готовил нам, он заплетал мне косички перед школой.
Но кого заботило, каким Конрад был прежде? Все видели его стоящим у меня за спиной — острие ножа алеет кровью, глаза горят безумным огнем. Никто не заметил, в какой он муке, как изо всех сил борется с собой.
И если брату нужна моя помощь, я приду к нему ради всех проведенных вместе лет — вплоть до его шестнадцатого дня рождения, когда он вошел ко мне в комнату с ножом в руке. «Они не умолкнут, пока я не сделаю этого, Аойфе. Прости меня».
— И что, ты собираешься просто вот так… дать деру? Только потому, что зачем-то понадобилась ему в Аркхеме? — нетерпеливо осведомился Кэл, не выдержав долгого молчания.
— Еще погромче можешь? — огрызнулась я, заметив, что на нас оборачиваются. — А то не вся Академия слышала.
Кэл дотащил меня до одного из потертых диванов и склонился прямо к моему лицу:
— Сбежать не так-то просто, Аойфе. Если мы и выберемся за пределы школы — а это, кстати, уже невозможно, — все равно с закатом город закрывают: блокируют дороги и даже канализацию, от гулей. А до того через мосты нам не перебраться — мы несовершеннолетние, прокторы ни за что не поверят, будто у нас есть пропуска.
— Условия задачи мне известны, — заметила я. Лавкрафт ощетинивался крепостными стенами против некровируса, но и против собственных граждан тоже; по ночам, когда вирусотвари были наиболее активны, жители города становились невольными узниками своих кварталов.
Кэл помотал головой:
— Математика нам тут нисколечко не поможет, Аойфе.