Хватая ртом воздух, Кэл взобрался следом за мной по ступеням, поближе к бодрящей осенней свежести.
— Ты понимаешь, что мы могли погибнуть? — Насколько приподнято чувствовала себя я, настолько он осунулся, кожа на лице как будто обвисла, а ухватившись за него в поисках опоры, я обнаружила, что он весь в поту: даже шерстяное пальто было влажным.
— Но не погибли же, — откликнулась я. — Мы оказались им не по зубам, Кэл. Мы живы. — У меня вырвался смешок: адреналин давал о себе знать. — Мне удалось, Кэл, — добавила я шепотом. — Я обрела его.
— Живы. Просто класс, — проговорил он бесцветным голосом. — О чем ты там еще?
— Выше нос, Кэл! — подбодрила его я, двинув в плечо. — Даже стая голодных гулей не в силах остановить меня! Представляешь, что ты теперь нарасскажешь ребятам?
— Ты ненормальная, — бросил он без малейшей злости. Привалившись к саркофагу, он тяжело дышал, все еще дрожа с головы до ног. Я принялась растирать ему спину и промакивать шею своим носовым платком, пока его не перестало колотить и пот уже не тек в три ручья. На кожу понемногу возвращался румянец, сменяя жуткую мертвенную бледность обвисших покровов, под которыми проступал темный рисунок вен. Когда наконец передо мной вновь оказалось лицо моего друга, я выпрямилась сама и помогла подняться ему.
— Давай вернемся в дом. Не знаю, как ты, а у меня голова, по-моему, сейчас отвалится.
Невероятный внутренний подъем, вызванный Даром, постепенно выветривался, и теперь колени у меня буквально подгибались, а пальцы дрожали мелкой дрожью. Никогда прежде я не чувствовала такого изнеможения. Каждый шаг требовал все больших усилий. Но с этим я еще разберусь. Со всем можно разобраться, когда ты жива.
— Да, выглядишь ты не очень, — согласился Кэл. — Пойдем. Давай помогу, пока не упала.
— Со мной все нормально — во всех смыслах, — улыбнулась я и глубоко вдохнула, упиваясь этим днем. Я обрела свой Дар. Я вернула Кэла. Я не была сумасшедшей и, возможно, никогда не стану. Сейчас, пока мы возвращались, рука об руку, в Грейстоун, большего я не могла и желать.
Боль и усталость, навалившиеся на меня по дороге с кладбища, изгнал сон. Когда я проснулась в своей комнате в Грейстоуне, под головой у меня оказались взбитые подушки, а сверху кто-то накинул одеяло. На потолке красовались все те же причудливые потеки — словно карта неведомого мира, шерстяное одеяло все так же кололось, и сама я, кроме того, что была без туфель, оставалась все той же, что и перед нападением гулей.
— Кэл? — позвала я. Мне снились сны, темные, истекающие кровью. Гули могли причинить вред Кэлу. Если бы меня там не было, если бы мне не удалось вырвать его из их зубов, Кэла утащили бы в логово и сожрали, и изуродованное лицо моего друга скалилось бы на меня из темноты среди прочих привидевшихся мне образин…
Дверь комнаты с громким, словно выстрел, треском распахнулась сама собой. Сработал соединенный с петлями простой механизм, рычаги и шестерни в полых стенах особняка, что пронизывали его холодными железными нервами. Зашипев от боли, я прижала ладонь ко лбу. Кажется, Дар проявлялся, стоило мне потерять контроль над собой, прийти в ужас или раздражение, как с часами в библиотеке. Нужно было понять, как держать его в узде, пока под горячую руку не попал кто-нибудь другой, не гуль, и не пострадал. Отец не поджигал людей в порядке развлечения, вот и мне надо учиться управляться со своими способностями.
В проеме возникло лицо Дина. Он с недоверием покосился на дверь:
— Кажется, особняку не помешает регулировка, принцесса.
— Ему много чего не помешает, — отозвалась я. — Где Кэл? — Дверь вновь закрылась, оглушительно хлопнув. Дин моргнул.
— Сидит внизу и уже все уши прожужжал Бетине о своем невероятном приключении в гробнице зомби, или что там с вами двоими произошло. — Дин опустился на кровать рядом со мной, и ненадежные пружины матраса прогнулись под его весом. — Ты спала, будто палец веретеном уколола, девочка.
Я потерла плечо, но укус болел теперь не больше, чем обычный порез или ушиб.
— Я что, потеряла сознание?
— Скорее напрочь вырубилась, — ответил Дин. — Вернулась с вашей веселенькой прогулки бледная, глаза в разные стороны смотрят, промямлила что-то про кровь и подземелья и кое-как поплелась к себе. Когда я поднялся следом, ты уже спала так, что все бомбы, сброшенные в войну с обеих сторон, не разбудили бы.
Я чувствовала себя опустошенной и уставшей, словно пробежала не одну милю. В голове отдавался шепот Дара. Цепляясь за мое сознание и скребясь, он просился наружу. Я закрыла глаза. Бегущее по жилам волшебство обессилило меня, и я чувствовала всем своим существом, что, дай я сейчас Дару свободу, мне уже никогда не обрести над ним контроль.
— Там, внизу, были гули, — сказала я. — Под землей. Кэл полез исследовать склеп на кладбище, случайно открыл западню и выпустил их.
— Узнаю нашего ковбоя, — сверкнул зубами Дин. — Ты цела? Или им удалось отхватить кусочек?
— Нет, я… я убила их. — Я подняла на него глаза. — Мне удалось запустить ловушку, и дом… их прикончил. Я сама стала домом. Мой Дар…
Руки у меня все еще мерзли, синея венами под белой кожей, и я сунула их под одеяло.
— Теперь он так и засел у меня в голове. Механизмы дома — Дар связывается с ними, и я слышу их внутри себя. Слышу их шепот.
Внезапно нахлынувшее воспоминание о том, как еще секунда — и щенки-гули будут драться за оставшиеся от меня кровавые ошметки, о бескрайней, спавшей до времени силе, заполняющей разум, заставило меня в панике схватить Дина за руку, прямо за не прикрытое короткими рукавами белой футболки предплечье. Ощутив под пальцами его голую кожу, я вспыхнула от смущения.
— Елки, Аойфе, да ты как ледышка. — Он принялся растирать мою ладонь в своих.
— Наверное, побочный эффект, — ответила я. — Когда я применила Дар в туннеле, то потом думала, что двинуться не смогу, так замерзла.
— Знаешь такое выражение? — Он подоткнул мне одеяло и придвинулся ближе. — У кого холодные руки, у того сердце горячее.
— Да, мама всегда так говорила, — машинально ляпнула я.
— Ты нечасто ее упоминаешь, — заметил Дин. — Что с ней?
Никто, кроме самой Нериссы, не знал теперь обо мне больше, чем Дин Харрисон. А он, зная, не выболтал ни словечка.
— Она в сумасшедшем доме, там, в Лавкрафте.
Мое решение прорвать заслон, открыть самый страшный свой секрет пришло внезапно.
— Она заразилась еще до нашего с Конрадом рождения и начала терять рассудок, когда была беременна мной. По-настоящему терять. Когда Конрад появился на свет, она еще, наверное, могла хоть как-то поддерживать видимость. Считается, что все в нашей семье обречены сойти с ума, едва исполняется шестнадцать — так действует вирус в нашем случае, его конкретный штамм. Поэтому, видишь ли, то, что мне удалось разузнать о Народе и Даре, ничего не значит. Еще совсем чуть-чуть, и я уже не буду помнить ни себя, ни тебя, ни это все. — Я махнула рукой на потускневшую роскошь спальни. Угрозы Тремейна пугали меня куда меньше, чем шанс потерять себя, забыть Кэла, а теперь еще и Дина и стать всего лишь жалкой ненормальной, запертой в одиночной палате и в мире собственных иллюзий.