Трудно было в этом себе признаться, но где-то Чеков прокололся. Не подготовился как следует, уверовал в собственную мудрость и вот поплатился. Единственное, что он сделал более-менее разумно, – это взял с собой Ложкина. Правда, Ложкин не справился с задачей, но если бы не он, то, возможно, руки сейчас ломали бы самому Чекову. Жуткое дело, когда тебе в трезвом уме и ясной памяти ломают руки. Чекову приходилось видеть нечто подобное. Так что угрызения совести и сожаления о роковом выстреле он решил перенести на более спокойное время. Сейчас полагалось только радоваться. Он заплатил дорогую цену за то, чтобы избежать кошмара, но оно того стоило.
Но кто сумел их с Ложкиным выследить? Эту задачу следовало решить в первую очередь. Милицию Чеков отмел с самого начала. Милиция может навешать любому так, что мало не покажется. И руки-ноги может переломать без проблем, но милиция действует спокойнее, без оглядки, мало заботясь о маскировке. Люди у кладбища явно не желали афишировать свое присутствие. Да и настоящей погони за Чековым, с сиренами, с перехватом, не было. Значит, милиция отпадает.
Если же это за ним по пятам идут «гориллы» Костюкова, тогда дело его совсем гнилое. В этом случае с ним церемониться не будут. Могут даже и о деньгах уже не спрашивать – просто выпустят кишки, разложат по асфальту вместо наглядной агитации... Костюков любит воспитывать на убедительных примерах.
Однако насчет этого варианта у Чекова тоже имелись сомнения. Во-первых, он знал многих боевиков Костюкова – эти псы у кладбища не были на них похожи. Во-вторых, Костюкову нет надобности ходить за ним следом. Ему известен и домашний адрес Чекова, и вообще все места, где он может появиться. Разве что Костюков нанял каких-то посторонних мясников, но это совсем маловероятно. Чеков отчетливо понимал, что для Костюкова он не такая уж значительная фигура.
Выходит, у задачи оставался единственный ответ – Ложкина зажали люди, которые пришли на встречу от имени аптекаря. Это могло означать только одно: аптекарь, невзрачный, вежливый человек из его двора, семьянин-подкаблучник и тихоня, оказался гораздо круче, чем это можно было себе представить. Правильно гласит пословица, что в тихом омуте черти водятся. Про эту пословицу-то Чеков и забыл. Оценил ситуацию на глазок. На будущее ему наука. Вот только есть ли у него это будущее?
Чеков еще отхлебнул коньяка и тяжело задумался. Единственный плюс в его положении – это деньги. При нем почти все, что осталось от первой удачной операции, – крапивинские деньги, тысяч семнадцать, пожалуй, наберется. Все остальное – сплошные минусы. Его ищет Костюков, его ищут еще какие-то бандиты, и не следует забывать, что теперь и у милиции есть все основания, чтобы включиться в его розыски. Положение такое, что не позавидуешь. И главное – некому ему помочь. Родители померли, а кроме них, Чеков никому не доверял. По молодости сдуру женился, было дело, но где теперь эта жена? Чеков уже и не помнил точно, как ее звали. В дальнейшем он предпочитал не заводить постоянных связей и был свободен как ветер.
Друзей у него, конечно, было множество, но ни за одного Чеков не мог поручиться, что тот не продаст и выручит в серьезном случае. Едва становилось жарко, эти друзья тут же таяли, подобно весеннему снегу. Даже мямля Ложкин был среди них лучшим. Но теперь нет и его. Можно было бы, конечно, уехать, но это означало бы почти то же самое, что и умереть. Проще было бы отдать Костюкову квартиру в счет долга, чем оставлять ее без присмотра. Чеков знал, какие умельцы бывают по квартирной части. Оттяпают по подложным документам – он и пикнуть не успеет. И поди потом доказывай свою правоту, когда за тобой охотятся и тебе светит срок за убийство.
Чеков опять подумал о смерти Ложкина, но теперь почти совсем равнодушно. Он устал, да и коньяк несколько притупил боль. Он подумал, что сейчас ему нужно хорошенько выспаться, а решение проблем отложить на утро. Чеков бросил бутылку на переднее сиденье, а сам попытался поудобнее улечься на заднем. Было тесно, и он долго ворочался с боку на бок. Сон никак не шел, хотя голова была тяжелая и усталость давила на него свинцовым грузом, но желанное успокоение не приходило. Кроме жесткой постели его беспокоило еще что-то – ощущение близкой опасности, чего-то упущенного, недоделанного.
Сначала это просто раздражало Чекова – что такое он мог упустить, когда вообще все пошло прахом? Но потом он вдруг сообразил, в чем дело, и как ошпаренный подскочил на своем неудобном ложе.
Ведь у Ложкина были с собой водительские права, и те, кто зажал его позади кладбища, наверняка уже с ними ознакомились. Там, конечно, ничего про Чекова не написано, но кому нужно, тот все сам раздобудет. Выяснит адрес Ложкина, узнает про студию, сходит туда и сюда, проверит записные книжки, заглянет в компьютер. Рано или поздно он доберется до Чекова. А если Ложкин кому-то трепанулся? Или хотя бы намекнул? Например, своему Блонди, гнусному типу, похожему и на сутенера, и на гея одновременно? Тогда про Чекова будет известно уже к утру. Такая возможность вполне реальна. И ему тогда точно не попасть к себе домой, а дома у него все документы, без которых не уехать. Ведь уезжать ему все равно придется, и обманывать себя не стоит.
Чеков опять вспомнил холодные глаза Костюкова, широкие плечи мужчин у кладбища, которых он распугал своими шальными выстрелами, вспомнил сложившуюся пополам долговязую фигуру Ложкина, и волосы шевельнулись на его голове. Нужно скорее возвращаться домой! Забрать документы, все ценное, что может пригодиться в дороге, и побыстрее отваливать. Была у него мысль явиться с повинной к Костюкову, предложить в счет долга квартиру – все равно теперь пропадет. Но что-то его остановило. Тут были и страх перед этим могущественным человеком, и надежда, что все как-нибудь утрясется, а он сваляет дурака, если чересчур будет спешить.
Чеков быстро перебрался на переднее сиденье, завел мотор и осторожно поехал к себе на Таганку. Осторожничал он, не желая нарваться на какого-нибудь запоздалого гаишника. Откупиться можно от любого, но в такой неудачный день лучше перестраховаться. Тем более что карман ему жег пистолет – пустой, но от этого ничуть не менее опасный. От этой симпатичной, но замаранной теперь игрушки нужно было поскорее отделаться. Чеков решил бросить его в реку.
Он доехал до центра, оставил машину в переулке и дворами вышел к Серебрянической набережной. Ощущение опасности достигло своего пика, когда он, украдкой оглянувшись по сторонам, вытащил из кармана пистолет и, перегнувшись через парапет, уронил его вниз, в темную мерцающую воду. Плеск, с которым оружие ушло на дно, показался Чекову ударом грома. Он резко выпрямился и опять огляделся. Ему сейчас с огромным трудом удавалось сохранять самообладание. Но после того, как он избавился от пистолета, стало чуть-чуть полегче. Чеков вытер вспотевший лоб, повернулся и пошел обратно.
В тени двора возле книжного магазина он неожиданно заметил какую-то возню. Напротив витрины мелькали какие-то смутные тени и раздавались сдавленные стоны, судя по всему, женские. Ничего хорошего это означать не могло, и Чеков пожалел, что не пошел другой дорогой. Ему сейчас только чужих проблем не хватало.