– Только не задерживайтесь допоздна, – рассеянно наказал он.
На улице было еще светло, хотя солнце уже село.
– Вздуть бы тебя хорошенько! – процедил Дэнни брату.
– А я тогда расскажу, – пригрозил тот, – зачем ты на самом деле туда идешь.
– Ну и гад же ты! – беспомощно отозвался Дэнни.
По вытоптанной через луг тропинке они направились к лесу. Дом Гликов располагался на Брок-стрит, а Марка Питри – на Саут-Джойнтер-авеню. Для мальчишек девяти и двенадцати лет сэкономить время, отправившись короткой дорогой, где надо перебраться через ручей Крокетт-Брук по камням, – сплошное удовольствие. Под ногами хрустели сосновые иголки и сухие ветки. Где-то в лесу раздавался жалобный плач козодоя, а вокруг громко стрекотали цикады.
Дэнни по глупости проболтался брату, что у Марка Питри есть настоящая коллекция игрушечных монстров, в которой имелись и оборотень, и мумия, и Дракула с Франкенштейном, и Безумный Доктор, и даже персонажи из комнаты ужасов Музея мадам Тюссо. Матери такие игрушки не нравились, и она считала их даже вредными, чем немедленно воспользовался Ральфи для шантажа. Погань – она и есть погань!
– Ты знаешь, что ты погань? – поинтересовался Дэнни.
– Знаю, – гордо ответствовал Ральфи. – А это что?
– Это такая зеленая и липкая дрянь вроде соплей.
– От такого слышу! – отозвался Ральфи.
Они пробирались вдоль лениво журчавшего ручья, чья поверхность в сгущавшихся сумерках отливала перламутром. Через две мили ручей впадал в Тэггарт-Стрим, а тот, в свою очередь, – в реку Ройал.
Дэнни, внимательно глядя, куда ступает, начал осторожно перебираться по камням на другой берег.
– Приготовься, Дэнни! – восторженно закричал сзади брат. – Я тебя сейчас столкну!
– Только попробуй, и я тебя закопаю в зыбучий песок, гнида! – предупредил Дэнни.
Они перебрались на другой берег.
– Здесь нет никакого зыбучего песка! – фыркнул Ральфи, на всякий случай подобравшись к брату поближе.
– Думаешь? – угрожающе переспросил тот. – Тут несколько лет назад погиб один парень. Я слышал, как в магазине об этом говорили взрослые.
– Правда? – Глаза у Ральфи расширились.
– Точно! – подтвердил Дэнни. – Он вопил что есть мочи, а потом в рот набился песок, он захрипел и ушел с головой.
– Пошли дальше, – боязливо попросил Ральфи. Уже почти стемнело, и в лесу зашевелились тени. – Пошли отсюда!
Они двинулись по другому берегу, то и дело поскальзываясь на сосновых иголках. Мальчиком, разговор о котором Дэнни подслушал в магазине, был Джерри Кингфилд десяти лет. Наверное, его затянули зыбучие пески, и если он и кричал перед смертью, то никто этого не слышал. Шесть лет назад он просто ушел на рыбалку и пропал в болотах. Кое-кто считал, что он погиб в зыбучих песках, но были и такие, кто не сомневался, что тут не обошлось без извращенцев: их теперь развелось немерено.
– Говорят, что его призрак до сих пор бродит по лесу, – торжественно произнес Дэнни, не считая нужным сообщать брату, что болота находились в трех милях отсюда.
– Не надо, Дэнни… – жалобно попросил Ральфи. – Не надо… в темноте.
Вокруг таинственно поскрипывали деревья. Жалобный плач козодоя стих. Где-то сзади едва слышно хрустнула ветка. Небо потемнело.
– И время от времени, – зловещим голосом продолжал Дэнни, – когда в лесу оказывается какой-нибудь маленький мальчик, призрак подкрадывается к нему из-за деревьев, а лицо все в песке и покрыто гнилыми язвами…
– Дэнни, пожалуйста!
В голосе Ральфи звучала такая мольба, что Дэнни замолчал. Своим рассказом он напугал даже себя. Их обступали темные деревья, и казалось, что они терлись друг о друга, скрипя стволами и расправляя затекшие от неподвижности ветки, которые начал раскачивать поднявшийся ветер.
Слева снова хрустнула ветка.
Дэнни вдруг пожалел, что они пошли не по дороге, а напрямик.
Новый хруст ветки.
– Дэнни, мне страшно, – прошептал Ральфи.
– Не глупи! Пошли, – ответил брат.
Они продолжили путь. Под ногами скрипели сосновые иголки. Дэнни мысленно уверял себя, что никакого хруста не слышал – ему просто померещилось. В висках гулко стучала кровь. По коже бежали мурашки. Дэнни стал считать шаги. До Джойнтер-авеню всего двести шагов. А домой они вернутся по улице, и этому хлюпику уже не будет страшно. Через пару минут они увидят уличные фонари и наверняка почувствуют себя дураками. Ну и пусть, зато точно обрадуются! Поэтому надо считать шаги. Один… два… три…
Тишину леса разорвал истошный вопль Ральфи.
– Это он! Призрак! Я его вижу!
Ужас сдавил Дэнни грудь и разбежался по телу острыми иголками. Он бы точно повернулся и бросился со всех ног прочь, но в него мертвой хваткой вцепился Ральфи.
– Где? – шепотом спросил Дэнни, моментально позабыв, что призрак он выдумал сам. – Где он?
Дэнни испуганно вглядывался в лес, боясь, что действительно увидит нечто жуткое, но кругом царила мгла.
– Он исчез… но я его видел! Глаза! Я видел глаза! Господи, Дэнни… – судорожно всхлипывал Ральфи.
– Призраков не бывает, дурень. Пошли!
Дэнни взял брата за руку, и они тронулись в путь. Ноги стали ватными, а колени дрожали. Ральфи так сильно к нему жался, что невольно спихивал с тропинки.
– Он следит за нами, – прошептал Ральфи.
– Послушай, я не собираюсь…
– Нет, Дэнни, правда! Неужели ты не чувствуешь?
Дэнни остановился. Каким-то особым чувством, присущим только детям, он действительно ощущал чье-то присутствие. Будто лес накрыли огромным колпаком и в нем установилась зловещая тишина. Ветер шевелил ветки, оживляя темные тени, тянувшиеся к мальчикам все ближе и ближе.
Воздух пронизывала какая-то свирепая жестокость, ощущавшаяся нутром.
Никаких призраков не было, но зато были извращенцы. Они приезжали на черных машинах, угощали конфетами, или слонялись по улицам, или… выслеживали в лесу… А потом… А потом…
– Беги! – хрипло скомандовал он Ральфи.
Но младший брат, дрожа от страха, застыл на месте и только сильнее вцепился в руку. Затем Ральфи перевел взгляд на темнеющие деревья, и его глаза расширились от ужаса.
– Дэнни?!
Хрустнула ветка.
Дэнни обернулся посмотреть, что испугало брата.
Их накрыла мгла.
19
Девять часов вечера.
Мейбл Уэртс, которой исполнилось семьдесят четыре года, отличалась необъятными размерами и в последнее время часто жаловалась на ноги. Помня все супружеские измены, похороны, кражи и умопомешательства за период в пятьдесят с лишним лет, она была ходячей историей города и хранительницей всех городских сплетен. Мейбл любила посудачить, но делала это без всякого злого умысла, хотя так считали далеко не все из тех, кому она перемывала за спиной косточки. Она просто жила жизнью города и являлась в определенном смысле его квинтэссенцией. Эта тучная вдова в бесформенной шелковой блузке и уложенными в пучок желтоватыми волосами сейчас редко выходила из дома и проводила большую часть времени у окна, вооружившись телефонной трубкой и мощным японским биноклем. Эти предметы и возможность использовать их в любое время без каких бы то ни было ограничений делали ее похожей на доброжелательного паука, сидящего в самом центре информационной паутины, окутывавшей город.