– И что вы хотели бы знать?
– Главным образом, где вы были в среду вечером.
– Когда пропал Ральфи Глик?
– Да.
– Вы меня подозреваете, констебль?
– Нет, сэр, я никого не подозреваю. Это не входит в сферу моей компетенции, если можно так выразиться. Другое дело – остановить за превышение скорости или следить, чтобы молодежь в парке вела себя прилично. Я просто хочу быть в курсе всего, что здесь происходит.
– А если я откажусь отвечать?
– Дело ваше, – пожал плечами Паркинс, доставая пачку сигарет.
– Я был на ужине со Сьюзен Нортон и ее родителями. И сыграл партию в бадминтон с ее отцом.
– Держу пари, что он выиграл! Он всегда выигрывает у Нолли, а тот мечтает обыграть Билла Нортона хотя бы один-единственный раз. А во сколько вы ушли?
Бен засмеялся, но смех прозвучал не особо весело.
– Гнете свою линию до конца, верно?
– Знаете, – ответил Паркинс, – будь я похож на тех нью-йоркских полицейских, которых показывают в сериалах, то наверняка решил бы, что вам есть что скрывать. Уж больно часто не отвечаете сразу на простые вопросы.
– Мне нечего скрывать, – возразил Бен. – Просто надоело быть чужаком, на которого все показывают пальцами. А теперь еще и вы заявились под благовидным предлогом, чтобы выяснить, не причастен ли я к исчезновению Ральфи Глика.
– Я вовсе вас не подозреваю, – заверил Паркинс, пристально глядя на Бена поверх дымящейся сигареты. – Я просто хочу убедиться, что вас не в чем подозревать. Считай я иначе, вы бы уже сидели в тюрьме.
– Ладно, я ушел от Нортонов в четверть восьмого. Прогулялся до Школьного холма, а когда стемнело, вернулся сюда, два часа поработал и лег спать.
– И во сколько вы были здесь?
– Думаю, в четверть девятого. Или около того.
– Что ж, не могу сказать, чтобы ваш ответ снял все вопросы. Вы кого-нибудь встретили по дороге?
– Нет, – ответил Бен. – Ни души.
Паркинс хмыкнул и шагнул к пишущей машинке.
– А о чем ваша книга?
– А вот это вас точно не касается! – резко ответил Бен. – И попрошу вас ничего не трогать и не читать. Если, конечно, у вас нет ордера на обыск.
– Ну и ну! Разве авторы пишут книги не для того, чтобы их читали?
– Когда рукопись будет трижды перечитана, пройдет редакторскую правку, корректуру, верстку и будет издана, я сам отправлю вам четыре экземпляра. С автографами. А сейчас это просто личные бумаги.
Паркинс улыбнулся и отошел.
– Понятно. Правда, я и так сомневался, что это письменное признание по всей форме.
Бен улыбнулся в ответ.
– Еще Марк Твен сказал, что роман – это признание человека во всех преступлениях, которых он никогда не совершал.
Паркинс выпустил клуб дыма и направился к двери.
– Больше не стану капать на ваш ковер, мистер Миерс. Спасибо, что уделили мне время. И, к слову сказать, я не думаю, чтобы вы вообще встречали Ральфи. Но расспрашивать о подобных вещах – это моя работа.
– Понятно, – кивнул Бен.
– И вы должны знать, что своим в таких маленьких городках, как Джерусалемс-Лот, Милбридж, Гилфорд или еще каких, вы станете, только прожив в них лет двадцать.
– Я это знаю. И прошу извинить за резкость. Но мальчика искали неделю и все впустую… – Бен покачал головой.
– Да, – согласился Паркинс. – А каково его матери? Невозможно даже представить. Что ж, счастливо оставаться.
– Всего хорошего.
– Без обид?
– Без обид, – подтвердил Бен и, помолчав, спросил: – А могу я задать один вопрос?
– Отвечу, если смогу.
– Откуда у вас моя книга? Только честно.
Паркинс Гиллеспи улыбнулся.
– В Камберленде живет парень по имени Гендрон. Он и на парня-то мало похож – больше на девчонку. Так вот, он торгует книжками в мягкой обложке по десять центов за штуку. Этих у него было целых пять.
Бен откинул голову и расхохотался, а Паркинс Гиллеспи вышел, продолжая курить и улыбаться. Бен подошел к окну и проводил взглядом констебля, осторожно вышагивавшего в своих нелепых черных галошах, стараясь не наступить в лужу.
10
Прежде чем постучать в дверь нового магазина, Паркинс задержался у витрины. Раньше, когда здесь находилась прачечная самообслуживания, тут всегда было полно толстых женщин в бигуди, суетившихся возле барабанов с бельем или разменного автомата, висевшего на стене. Все они жевали жвачку и походили на стадо коров. Но после трудов декораторов, прибывших вчера из Портленда, помещение полностью преобразилось.
За окном виднелся настил, покрытый толстым светло-зеленым ковром. Два невидимых снаружи светильника мягко подсвечивали витрину, в которой были выставлены три предмета: часы, прялка и старинный кабинет вишневого дерева. На каждом была аккуратная маленькая бирка с ценой. Господи, неужели у кого-то хватит ума выложить шестьсот долларов за прялку, если за сорок восемь долларов девяносто пять центов можно купить зингеровскую машинку?
Вздохнув, Паркинс постучал в дверь.
Она тут же распахнулась, как будто его стука только и ждали.
– Инспектор! – воскликнул Стрейкер с тонкой улыбкой. – Как хорошо, что вы зашли!
– Боюсь, что я самый обычный старый констебль, – поправил Паркинс и, закурив, прошел внутрь и представился:
– Паркинс Гиллеспи. Рад познакомиться.
Рукопожатие хозяина оказалось на удивление крепким, а ладонь необычно сухой.
– Ричард Трокетт Стрейкер, – представился лысый мужчина.
– Я так и подумал, – отозвался Паркинс, оглядываясь. Весь пол был устлан ковром, и пахло свежей краской. Правда, сквозь привычный запах пробивался какой-то еще, причем довольно неприятный, но Паркинс так и не смог его узнать и переключил внимание на Стрейкера.
– Чем я могу вам помочь в такой чудесный день? – осведомился Стрейкер.
Паркинс перевел взгляд в окно, за которым лило как из ведра.
– Я заглянул просто так. Поприветствовать вас в нашем городе и пожелать удачи.
– Очень любезно с вашей стороны. Могу я предложить вам кофе? Или рюмку хереса? У меня в подсобке есть и то и другое.
– Нет, спасибо, я на минутку. А мистер Барлоу здесь?
– Мистер Барлоу сейчас в Нью-Йорке и занимается закупками. Не думаю, что он появится здесь раньше десятого октября.
– Значит, открываться вы будете без него, – заметил Паркинс. Судя по ценам на витрине, Стрейкер вряд ли столкнется с наплывом покупателей. – Кстати, а как полное имя мистера Барлоу?