— Стужев, — до меня начало доходить, что, кажется, у некоторых термин «пообедать» несколько не сочетается, собственно, с классическим понятием, — а кухня в другой стороне.
— Стужева, прикинь, до недавнего времени это был мой дом, а испытывать все прелести склероза мне еще рано, — парировал Князь, взлетая по ступеням со мной на руках.
— Но… — начала я.
— Слушай, я такой голодный, — неожиданно признался Саша и, свернув на втором этаже в спальню, добавил: — А ты такая аппетитная.
— Стужев, я положительно отказываюсь в этом участвовать! — заверещала я, едва меня на постель уронили.
— Отказываешься? — Князь задумался, окинул меня взглядом, печально вздохнул и произнес: — Ну ладно.
Развернулся и вышел. Просто вышел, на ходу поправив волосы. Приподнявшись на локтях, я удивленно посмотрела ему вслед, но в следующее мгновение Стужев вернулся, закрыл дверь и, широко мне улыбаясь, стянул с себя майку. Удивленно смотрю на него, Князь тем временем отшвырнул майку и, не отрывая от меня взгляда, расстегнул ремень на джинсах.
— Стужев, ты чего делаешь? — с нескрываемым подозрением спросила я.
— Маргош, ты такая непостоянная. — Он скинул кроссовки и босиком, с расстегнутыми джинсами направился ко мне. — У нас, между прочим, долг перед страной, перед отечеством, президент, кстати, на улучшении демографии настаивает, а ты!
Нет, я серьезно поверила, что он вот так просто уйдет?! Какие мы, жены, наивные!
— Стужев, не смей! — прошипела я и предприняла попытку покинуть супружеское ложе.
— «Врешь, не уйдешь», — процитировал Князь бессмертное, хватая меня за ногу, и ловко избавив от кроссовок, добавил: — Между прочим, ты со мной еще по процентным ставкам не рассчиталась, Маргош.
Я простонала, бессильно уткнувшись лбом в покрывало. И зря! Эта озабоченная супружеским долгом няшка умудрилась в секунду стянуть с меня шорты.
— Стужев! — заорала я и развернулась.
Зрелище того стоило, Князь стоял, сминая мои шортики, и смотрел на меня большими голодными серо-голубыми глазами так, что отказать голодающему было бы уже просто бесчеловечно.
— Ладно, — устало согласилась я. — Но по-быстрому, потому что в отличие от тебя я именно есть хочу, а не заниматься улучшением демографических показателей.
— Всегда знал, что русские женщины — самые жалостливые в мире! — просиял Стужев.
Я лишилась дара речи.
— Слушай, Маргош, — невозмутимо продолжил Саша, — тебе так идут белые носочки… А давай мы тебе еще юбочку, так чтобы короче трусиков, и два хвостика забацаем, а?
— На школьниц потянуло? — прошипела злая я.
— Аниме пересмотрел, — сознался Стужев, — с твоей подачи, кстати, следовательно — ты виновата, следовательно — тебе отрабатывать. В общем, я тебе потом костюмчик подходящий найду, сейчас не до него как-то.
И кое-кто, с самым коварно-соблазнительским видом, начал склоняться над лежащей мной. Медленно, с самой провокационной улыбочкой и очень голодным взглядом.
— Саш, — прошептала я, чувствуя, как тает любое желание сопротивляться, — а ты случайно кровь не пьешь?
— Случайно — нет. — Он лег практически на меня, но свой вес ответственно удерживал на локтях, видимо, раздавить боялся. — Исключительно по праздникам, ну и когда чел с четвертой отрицательной попадется, она просто вкусная очень и редкая.
Меня передернуло.
— Расслабься, — прошептал коварный вампирюга, облизнув губы. — У тебя третья положительная, я ее не очень люблю, сладковато-приторная слишком.
— Стужев! — Мой истерический визг на весь дом заставил его только недовольно поморщиться. — Ты издеваешься?!
Невозмутимо пожав плечами, он улыбнулся и невинно заметил:
— Ну так, слегка.
Я облегченно выдохнула, а няшка коварная подмигнул и покаялся:
— На самом деле именно от третьей положительной всегда фанател, а четвертая она, знаешь, как улитки под чесночным соусом — деликатес вроде, но на вкус хрень непонятная.
— Стужев! Ты… ты…
— Йя-йя, — кося под немца отозвался Князь, захватывая в плен мои губы.
И мысли о кровопийцах умчались куда-то вслед за остальными мыслями, оставляя только одну — вот как у него получается быть настолько нежным. Таким бесконечно нежным, вкладывающим чувство любви в каждый поцелуй, в каждое прикосновение, вырывать каждый мой стон и с нескрываемым наслаждением заставлять стонать снова.
* * *
— Хватит на меня так смотреть, — недовольно пробурчала я.
— Как? — Стужев помешивал ложкой свой обожаемый борщ и продолжал с улыбкой смотреть на меня.
Сидели мы на кухне, в совершенном одиночестве, потому что Генри, Иван и привидение таскали в дом цветы, предварительно обрывая с них открытки с сообщениями. В доме уже царил аромат лилий, и цветы уже некуда было ставить, но их все равно заносили, потому что я имела глупость обмолвиться, что они красивые.
— Так «как»? — повторил вопрос Саша.
— Как будто ты совершенно голодный, — съязвила я.
Стужев, он вдруг выпятил нижнюю губу, подбородок задрожал, и эта морда кощеевская обиженно-печальным тоном:
— А я сегодня вообще ничего не кушал…
— Третья тарелка борща не в счет, да? — зловредно интересуюсь.
— Так вкусно же, — искренне похвастал он.
Я простонала, уронила голову на сложенные на столе руки.
— Саша, — еще один глухой стон, — я его только досолила, Саша, а ты его хвалишь и хвалишь, мне уже просто неудобно, что это не я его сварила.
— Да расслабься, Маргош, — беззаботно посоветовал он и авторитетно добавил: — А правильно посолить может не каждый, кстати.
Подняла голову, посмотрела — судя по честнейшему выражению небесно-голубых глаз, не врет, но что-то в глубине души подсказывает — издевается.
— Я тебе сейчас эту кастрюлю на голову надену, прямо со всей «капусточкой соломкой» и «нямкой-косточкой»! — пригрозила я. — А потом ты поразмыслишь на тему, что когда девушку два часа на благо отечества стонать заставляют, на кулинарные подвиги сил уже не остается. И вообще, завтра ты мне грибной суп-пюре готовишь, понял?!
— Да без проблем, — легко согласился Стужев, — только ты сначала мне два часа на благо демографии отработаешь, а после, так и быть, я посолю для тебя супчик.
— Только посолишь?! — возмутилась я.
— Ритусь, в нашей семье готовить умеют только двое — микроволновка и Генри, так что просто поверь мне на слово, лично я бы себе даже посолить не доверил, так что после моей досолки суп будешь есть сама, вот.
А я вдруг представила, как Стужев осторожненько ставит передо мной тарелочку с супом и ложечку, и хлебушка кусочек, и самолично солит… и поняла невероятное — я буду это есть, даже если он туда всю солонку всыплет, просто потому что… потому что он.