— Хозяйка, а с награбленным чего делать-то будем?
— С каким? — уточнила я и покосилась на люк в кладовую, что забита была под завязку всем нами у няшек уволоченным.
Волк молча развязал давешний втащенный в избу мешок.
— Ох ты ж копи царя Соломона! — выдохнула я.
Мешок вновь был торопливо завязан, и на меня посмотрели с надеждой и жаждой укромного местечка. А места не было. Нигде не было, кроме…
— Печка-печенька! — взмолилась я.
Моя волшебная русская система отопления, она же способ пищи приготовления тяжело вздохнула, и Волка засосало. Потом вернуло к нам назад, и вид у моего Серого очень довольный был. Я не врубилась с чего бы, да и все остальные тоже, и Кот спросил:
— Чего там?
— Ух, — Волк радостно ощерился, — там еще столько места!
Клептомания заразна.
— Так, — я выглянула в окошко. — Скатерть-самобранку достать нужно, у нас вон сколько гостей набралось.
— Обойдутся! — Колобок запрыгнул на стол. — Чай не трактир!
— И то дело говоришь, — добавил Кот Ученый. — Всякого Горыныча да богатыря кормить, так и кормов не напасешься!
— Так, доставайте скатерть-самобранку, а лучше — две, от вас не убудет! — прикрикнула я.
Курочка с Лисичкой к кладовой-то и метнулись, а Волк вдруг спросил:
— Хозяйка, а с Миславой что?
И Кот смотрит внимательно, и даже Мышка с передничком выглянула, и Колобок, тоже, и…
— Совестью Мислава стала, теперь воспитывать урага Херарда будет, — честно созналась я.
Зверье сказочное переглянулось, Волк хмыкнул:
— Это она может, — и успокоился как-то разом.
Распахнулась дверь!
На пороге стоял высокий статный мужчина, которому, чтобы заглянуть к нам, ссутулиться пришлось. Было это чудо в броне, глаза змеиные, волосы зеленые по плечи, обруч тоже зеленый их в узде держит, нос длинный, но странный. Голос низкий, глубокий, содрогательный.
— Уж не откажи, войти дозволь, хозяюшка, — произнес мужик.
Я дернулась, да Волку тихонечко:
— Кочергу подай.
— Окстись, Риточка, это ж сам Змей Горыныч сватом к тебе явился, — воскликнула Ядвига.
— Угу. — Страх испарился, и теперь вредность проснулась. — Тогда топорок!
Змей Горыныч улыбнулся, а оскал там — ух!
— Не гневись, не гони, дева красная, дозволь слово молвить, — произнес он и в избушку, главное, вошел сразу.
Ну я подумала, подумала да на скамью у стола указала. Горыныч прошел, сел… то ли землетрясение, то ли у избы моей от такой тяжести перенапряжение, что ноги задрожали.
— Садись, хозяюшка, разговор у нас будет, — продолжил Змей.
— Это какой?
И вот на это мне сказочный герой как выдаст:
— Я к вам с купцом, удалым молодцом, есть ли у вас живой товар, продайте?!
Я в окошко выглянула, там Стужев с богатырями стоит, у Саши улыбка довольная, Илюра грустный. В общем, кажется, мне сейчас мужа родного сватать будут.
— А хорош ли товар? — спрашиваю подозрительно.
— Хорош-то хорош, — Горыныч подбородок поскреб, — да характер поганый.
Так я и знала!
— Сильно поганый? — просто так уточняю, из любопытства.
— Поганей некуда, — развел руками Змей Горыныч. — Зато богатство имеется, собой пригож, целого царства наследник.
— Та-а-ак, — протянула я, присаживаясь за стол, и спросила прямо: — Это вы мне сейчас Кощея-младшего в женихи навязывать будете, да?
Улыбка у Горыныча все же брррр! Но мужик оказался мировой, кивнул мне согласно, да только ломать комедию далее мне не хотелось. Глянула еще раз в окно, потом на Змея, потом снова в окно на довольного Стужева, подскочила, выбежала на порог и вот прямо с порога во весь голос:
— Илюрочка, богатырь мой распрекрасный, соколик ты мой бородатый… в смысле ясный, уж не засылай сватов, и так согласная я!
И стало очень тихо. Совсем тихо. Оторопели богатыри, остолбенел Гад Змеевич и два брата его, побелел «соколик бородатый», зато некоторые улыбаться сразу перестали! И теперь стоят и смотрят, синими глазами сверкая — точно лед на морозе!
И тут из кустов тихое беличье:
— То-то же, будут знать, как над нашей ведьмой шутки шутить.
— За ведьму Мля! — поддержали ежики.
И над всем болотом пронеслось раскатистое и многоголосое «Мля-а-а-а!».
Стужев глаза сузил, взгляд такой нехороший стал, и выдал перекрытое ревом моей армии:
— Маргош, это от меня сват был!
— Ой, правда?! — Я руки на груди сложила и тоже злым голосом: — А я в курсе, что от тебя.
— Да неужели? — взбешенно-издевательски поинтересовались некоторые.
— А вот представь себе! — орем же друг на друга на глазах всей честной публики.
— Тогда какого черта, Маргош?! — вопросил Кощей-младший.
— Саш-ш-шенька, — прошипела злая я, — ты уж извини, но у меня после первой свадьбы осталась травма психологическая, так что избави боже от второй!
Стужев руки на груди сложил, прям как я, и тоже прошипел:
— Ритуссссь, не хотелось бы тебя расстраивать, но, видишь ли, на Терре наш брак фактически недействителен.
Моя великая армия выдала печальное:
— Мля-а-а…
Я была не так пессимистично настроена и, мило улыбаясь мужу, радостно воскликнула:
— Да здравствует свобода!
Некоторые нахмурились и добавили:
— Малыш, поверь — от второй свадьбы тебя ни Бог, ни бес, ни ангел не избавят.
Стало тихо. Очень. Как-то даже холодом повеяло.
Мне тоже нехорошо сделалось, стою смотрю на него испуганно. А Стужев, гад, убедившись, что смысл слов достиг адресата, мило улыбнулся и ласково так:
— Ритусь, поздно уже, разбирайся со своим зверьем фольклорным, я урага до утра вырублю, и мы спать.
— Хорошо, дорогой, — сказала я, развернулась и вошла в избушку.
Едва дверь закрыла, послышалось:
— Кочергу?
— Топорок?
— Скалку?
— Мечец-кладенец?
— Какие вы у меня добрые, — растрогалась я, — все в меня.
Ядвига хихикнула, но тут же снова книгой прикинулась, а все оттого, что дверь открылась и Саша вошел. Встал на пороге, оглядел нас, присутствующих, нахмурился и понеслось:
— Волк, остаешься за хозяина, кстати, коняку попастись проводи.