— Саша, — тихо сказала она. — Надеюсь, вы понимаете, что у вас есть только один путь доказать невиновность Игоря Александровича? Найти настоящего убийцу…
Я улыбнулась в ответ.
— Именно это я и намереваюсь сделать.
Она посмотрела на меня с интересом, собираясь что-то сказать, ее губы шевельнулись, но беззвучно. Видимо, она передумала и только, глядя мне в глаза, сказала:
— Это может быть опасным предприятием — то, что вы задумали.
— Ну, к этому мне не привыкать. Не думаю, что это так уж опасно!
— Очень опасно, Саша, — развела она руками. — Может быть, вы сами догадываетесь, почему сейчас Игорь молчит? Почему он, вместо того чтобы раз и навсегда покончить с этими инсинуациями и объяснить происшедшее, предпочитает молчать?
— Психологическая реакция, — ляпнула я и тут же устыдилась собственной наглости.
Все-таки из нас двоих психологическое образование-то у моей собеседницы!
— Я могу ошибаться, — сказала Аня. — Ошибаться могут все люди, но мне все-таки кажется, что это не так. Он боится за своих детей, поэтому молчит. А из этого вытекает одно — он знает или догадывается, кто стоит за этим убийством. И не хочет с этой личностью связываться!
— Вы говорите о Саввине и Багдасарове?
— Я не знаю, Сашенька, честное слово! Может быть, это Саввин. Может быть, Багдасаров. А может, и Борис Берман. Все трое, в разной степени, и вправду были Машиными врагами. Саввин всерьез не мог понять, что проститутки, которых избили его ребята, тоже люди, а Берман… Этот тип вообще темная лошадка. Саввин — просто дебильный бандит, превратившийся волей «экономических реформаций» в крупного бизнесмена, а вот Берман…
Я вытаращилась на нее в немом изумлении.
Нет, я не думала о Бермане! На меня и в первый раз, когда я увидела его фамилию среди врагов Маши Тумановской, как лавина обрушилась. Впрочем, может быть, у них были просто разногласия?
Во всяком случае, я не относилась серьезно к нему, как к возможному убийце или организатору убийства. Хотя люди, знакомые с ним, говорили мне, что сейчас он очень изменился. Говорят же, что власть и деньги портят людей. Но в моей памяти Борис Евгеньевич все-таки оставался человеком добрым и порядочным — и представить мне его другим было трудно, да и не очень-то хотелось.
И вот теперь — новый сюрприз!
— Его имя вообще для меня явилось полной неожиданностью, — призналась я. — Я никак не могла ожидать, что он окажется врагом Тумановской.
— И тем не менее оказался, — вздохнула она. — Более того, ее очень яростным врагом. Впрочем, вы ничему не будете удивляться, если узнаете одну вещь — главный врач…
Она замолчала внезапно и достала еще одну сигарету.
— Саша, эти данные до сих пор считаются непроверенными. Машу обвиняли в клевете. Все те, кто обратился к нам за помощью, потом отказались от собственных показаний. И тем не менее — я думаю, что это дело его рук.
— В чем Маша обвиняла Бориса Бермана? — спросила я, уже догадываясь об ответе.
Нет, этого…
Я прекрасно его помнила. Детский кардиологический центр. Мой отец ведь был его хорошим знакомым!
Борис Евгеньевич был очень интеллигентным, по крайней мере, пока не стал одним из самых влиятельных и богатых людей в городе.
— Саша, вы уже догадались?
— Нет, — постаралась я защититься от догадки.
— Что ж, тогда я вам скажу… Маша обвинила Бориса Евгеньевича Бермана в педофильше!
Ну, вот — слово произнесено и, как бы мне ни хотелось обратного, может быть правдой.
Я прикрыла глаза.
— Нет…
— Да, Саша! К нам обращались четыре девочки и два мальчика. Все шестеро были его пациентами. У всех на теле были синяки и следы насилия!
— Но он не мог!
— Саша, вы хотите найти убийцу Марии?
Она смотрела на меня внимательно, и в глубине ее глаз уже появились первые ростки презрения.
— Что ж, значит, вы тоже не можете поверить в то, что респектабельность и положение в обществе неплохо совмещаются с пороками?
— В это я верю. Но в то, что Борис Евгеньевич…
— Ладно, — смягчилась она. — Давайте начнем сначала. Может быть, тогда нам будет легче понять друг друга. С самого начала, как я познакомилась с Машей Тумановской… А уж потом, когда наша история дойдет до появления господина Бермана, мы с вами подумаем, может ли этот человек быть убийцей. Потому что пока мне кажется, что мы говорим о разных людях, Сашенька!
— Впрочем, все люди противоречивы… Кстати, Марии это касается в полной мере. Она была крайне противоречивой натурой. Иногда я совершенно не могла понять, чего она хочет от жизни. И кто она на самом деле — ангел? Или демон? Порой она была похожа на святую Терезу, а иногда в ней просыпался… Ох, как бы это выразить? Не дьявол, нет. Скорее маленький испорченный ребенок, который ужасно хочет натворить побольше мелких пакостей, и прежде всего — самому себе. Вы, кстати, в курсе, что она в последнее время вдруг сдружилась со своей более чем странной соседкой?
— Да, — кивнула я.
— Сейчас я вам кое-что покажу, чтобы вы поняли, как я отношусь к этой дружбе.
Она поднялась и подошла к журнальному столику в углу, где лежала кипа газет. Порывшись в них, она сказала:
— Ага, вот она…
Положив передо мной газету объявлений, она ткнула своим наманикюренным пальчиком в одно из объявлений.
— Видите?
Я всмотрелась в маленькие белые буквы на черном фоне и прочла:
«Православная целительница Ольга. Привороты, снятие кармы, исправление жизненного пути. Эгильот».
— А что такое эгильот? — поинтересовалась я. — Похоже на «гильотину». Голову, что ли, отрубают?
— Понятия не имею, что это такое, — пожала плечами Аня. — Кажется, какой-то магический приворот.
— А какого черта тогда она прикинулась православной? — поинтересовалась я.
— Это уж вы у нее спросите, — устало отмахнулась Аня. — Тут таких, видите, сколько? Целая страница, и одна физиономия безумнее другой. Поэтому мне как-то странно было, что наша Мария вдруг начала дружить с одной из «паноптикума». Тем более что я-то эту дамочку уже встречала на своем жизненном пути, и мне показалось, что из нее плещет какая-то смурная гадость… Но вы детектив, и я не имею права влиять на вашу объективность. Думаю, вы с ней сами должны встретиться. Она же единственный свидетель?
— Говорят, — согласилась я. — На слепую и глухую бабульку трудно рассчитывать?
— Так вот, когда мы с Машей познакомились, она была очень славная. Ясная какая-то и очень добрая. Работа у нас тут не из легких, — сами понимаете, плюс еще и постоянные угрозы… Нам угрожают все, кому не лень. Иногда у меня вообще создается ощущение, что мы просто располагаем к угрозам. Маша держалась стойко. Буду честной — иногда мне хотелось отсюда уйти. Когда один папаша, у которого наш адвокат пытался отсудить родительские права, встретил меня вечером и поставил несколько хороших синяков, я чуть не ушла с работы. А Маша совершенно спокойно сказала: ну, вот, Анька, теперь у нас точно есть возможность добиться желаемого результата! То есть она ничего страшного не видела в том, что ей угрожали. Что ее гораздо чаще, чем меня, встречали в темном подъезде. Что однажды ей пришлось одной держать оборону этого вот здания. Кстати, она всегда выигрывала, представляете? Только с Берманом ей это не удалось. И с этими двумя — Саввиным и Багдасаровым…