Но рыжий все так же не реагировал. Тогда я решила прибегнуть к мерам психологического воздействия — пошуршала купюрой, выглянувшей из кармана джинсов, и сказала:
— Мне очень надо узнать.
Рыжий с заметным интересом взглянул на деньги и хмуро спросил:
— Ты из ментуры?
— Вы с ума сошли! — ахнула я. — Конечно же, нет!
Рыжий демонстративно протянул грязную лапу, и я бросила купюру на его ладонь, тут же зашелестев другой.
— Скоро появятся, всегда здесь зависают, — фыркнул Рыжий и опять демонстративно протянул лапу, в которой уже исчезла первая бумажка. Я не стала скупиться, расплатилась и побрела к прежней лавочке.
Я смолила неизвестно какую по счету сигарету и рассматривала людей, толпившихся у бара. Наконец мое ожидание вроде бы увенчалось успехом. На горизонте появился высоченный мужчина лет тридцати; судя по его телосложению, он только что вышел из анатомического кабинета, бритый почти наголо и в круглых очках «а-ля слепой», только с прозрачными стеклами. Он, по описанию, очень походил на Каланчу.
Скупо поприветствовав кое-кого, он пристроился на дальнюю от бара скамеечку и закурил. Посидел так какое-то время, потом поднялся, дошел до пивного ларька, вернулся с бутылкой пива. К нему вскоре подошел Обезьян — страшненький мужчина с немытым русым хвостиком, стянутым аптечной резинкой. Неужели мне повезет, и я сейчас увижу всех четверых подозреваемых?
Размечтались, Александра Сергеевна! Перекинувшись парой слов, эти двое отправились к проспекту. Я, естественно, поднялась и последовала за ними, стараясь не очень бросаться в глаза.
Личности, с кажущейся бесцельностью пошатавшись по городу, свернули в заброшенный парк. Я — за ними, скрываясь за деревьями и в зарослях кустов и напряженно обдумывая, как же заставить этих молодых людей расколоться. В голове возникло лишь одно соображение — припугнуть их. Это Лариков всегда следует букве закона, я же считаю, что порой цель оправдывает средства — как в данном случае. И теперь усиленно размышляла, где бы раздобыть наркотики. Как известно, за наркотики дают неплохой срок, и воришек можно будет несколько вывести из состояния душевного равновесия, подбросив им парочку пакетиков зелья.
К парням подошел мужик лет сорока с небольшим; оглядевшись и даже прислушавшись, он передал моим «подопечным» газетный сверток, после чего развернулся и быстренько исчез.
Развернув газету, ребята достали маленькие прозрачные пакетики с белым порошком и распихали их по карманам. Я поняла — вот он, мой шанс. Если они «увели» документы, то вернут как миленькие. Не они — прекрасно, значит, знают, кто это сделал. Или хотя бы догадываются — раз они были на месте преступления, когда произошло ограбление, то должны были видеть хоть кого-то… И я полагала, что сии личности поделятся известной им информацией.
Конечно, мне было страшно, еще бы! Но судьба-злодейка не давала времени на размышления: пока я кинусь звонить Ванцову или Пенсу и умолять их о помощи, подозрительные личности смоются. Значит, Сашеньке Данич предстоит действовать в одиночестве.
Бесшумно подкравшись сзади, я рявкнула:
— Стоять!
В руке моей был пистолет — игрушка, обычная пластмассовая безделушка. Та самая, стреляющая шариками с краской, но очень похожая на настоящий. К тому же и эффект неожиданности сыграл свою роль. Обезьян и Каланча замерли, изумленно и испуганно вперившись в меня. Я спокойно заявила:
— Надо поговорить. Можете сесть, только не делайте резких движений — нервы могут не выдержать. И не рыпайтесь — я просто хочу пообщаться с вами, но там, — мотнула я головой в сторону проезжей дороги, — меня ждут друзья. И они сюда тотчас явятся, если я закричу. — Последняя фраза нужна была для перестраховки. И мне повезло: со стороны дороги и впрямь послышался шум.
— Вы вообще-то кто? — чуть ошалело, но довольно нагло осведомился Обезьян. Голос у него оказался под стать субтильной внешности — высокий и даже пронзительный, бивший по моим и без того напряженным нервам.
— И что за дела? — гулким басом добавил Каланча.
— Сегодня утром у магазина ночной торговли на Кировской произошло ограбление, и вы там были, — заметила я. — Хочу, чтобы вы вернули похищенные деньги и документы.
— Слушай, чего этой телке надо? — нахально спросил Каланча у приятеля, но с места не тронулся. Только глазки за стеклами очков блеснули испуганно и напряженно.
— В общем, так, — придав голосу больше решимости, которой вовсе не испытывала, расставила я точки над «i». — Вы мне все рассказываете, или я отправляю вас в тюрьму. Там места найдутся, и за наркотики вам дадут неплохой срок. Я пойду свидетелем — вы распространители. Мне поверят, не волнуйтесь. Альтернатива ясна? И милиция, между прочим, недалеко. Поговорим мирно. Если не захотите, что ж, выбор за вами.
Откуда только во мне эти командные замашки? Это я, Александра Данич, уверенно общаюсь с ворами? Нет, такого не может быть! А эти типы изумленно смотрели на меня, пытаясь уловить смысл моих речей. Пожалуй, мой высокий интеллект их подавлял. Воришки попереглядывались, посопротивлялись для порядка. Действовать не решились — видимо, логично рассудили, что просто так хрупкая девушка не станет им угрожать. Сделали выводы, что справятся со мной одной левой, но рисковать не стали — не хотели проблем с милицией. И я была с ними согласна — если бы не моя неожиданная изобретательность, пришлось бы спасаться бегством.
Обезьян буркнул:
— Ну чего тебе надо?
— Что вы делали у ночной торговли? Вас видели там всю неделю подряд. Вы работаете?
— Ну так это наше место, — неуверенно пожал плечами Каланча. — И чего?
— Шульгин Вадим Иванович. Это имя вам о чем-то говорит?
— Нет, — замотав головами, ответили оба типа в один голос.
— Представительный мужчина, темноволосый, в дорогом костюме, — пояснила я. — Сегодня утром его ограбили. Кто это сделал?
— Не мы, не успели, — даже немного обиженно пробурчал Обезьян. Он вообще оказался более разговорчивым, нежели его приятель. — Какой-то чужак его кинул до нас.
— Какой чужак? Вас там было четверо.
— Да трое нас было! — возмутился Каланча. — Я, Вовчик, — кивнул он на Обезьяна, — и Лехер.
— Лехер — это кто? Со шрамом?
— Да нет, — фыркнул Обезьян, несколько успокаиваясь. Видимо, понял-таки, что убивать я их не собираюсь. — Со шрамом — чужой. Отирался всю неделю поблизости. А Лехер — с татушками на лапах.
Значит, Губошлеп — перевела я для себя.
— И вы точно ничего не крали в арке утром?
— Да нет же, ну чего ты прицепилась, — невежливо пробубнил Обезьян. — Говорят тебе, чужой нас опередил.
— Раньше вы видели когда-нибудь человека со шрамом? Описать его можете?
— Стриженый, с чубчиком, — выдал Каланча. — С отметиной на роже. Я лично его видел чуть ли не каждый день на этой неделе.