Дверь была самая обыкновенная, деревянная, обитая снаружи темно-коричневым дерматином. Интересно, это квартира его пассии или они ее снимают? Пока Костя ковырялся в замке, я нервно озиралась по сторонам. Валерка же как ни в чем не бывало стоял и тихонько насвистывал какую-то мелодию. Даже не волновался нисколечко. Будто бы взлом и обыск чужих квартир для него — обычное дело. То же самое, что сходить в кино. Костя методично крутил отмычкой в замочной скважине.
— Долго еще, Костя? — шепотом спросила я.
— Еще немного, — тоже едва слышно ответил Шилов.
Но вот в замке наконец что-то щелкнуло, и он тихонько заскрипел.
— Есть! — обрадованно проговорил Костя и повернул отмычку: дверь бесшумно распахнулась. — Заходите, — Костя кивнул мне и Гурьеву.
Мы друг за другом, почему-то на цыпочках, вошли в квартиру Калмыкова. Тишина. Никого нет. На меня сразу пахнуло затхлым запахом давно не проветриваемого помещения. Запах старых вещей, какой обычно стоит в квартирах, где живут пожилые люди, перебивал «аромат» паров алкоголя и сигаретного дыма… Да, весело, похоже, живет гражданин Калмыков, он же Севостьянов, он же…
Ну ничего, недолго уже ему осталось. Я осторожно заглянула в единственную комнату. Квартирка была небольшой. Ничего особенного — старая мебель, диван, накрытый вытертым покрывалом, в углу у окна круглый стол. На нем — плюшевая скатерть с бахромой. Около стола два деревянных стула. Пол, покрытый досками, давно не крашен. И давненько не метен и не мыт. Да, хозяйка из подруги Калмыкова вышла неважная. Как же она могла служить домработницей у Осиповых, если у себя в доме не в состоянии навести чистоту и порядок? И кто она вообще такая? Надо было в милиции поинтересоваться относительно и ее личности тоже. Жаль, не догадалась сразу.
Костя с Валерой тем временем, пока я рассматривала убранство квартиры, не теряли времени даром. Костя методично обыскивал шкаф, стоявший за дверью, а Валерий сразу же прошел в кухню. «Хорошо, что квартирка маленькая и мебели в ней не так уж много, — подумалось мне, — а не то не справиться нам со всем этим барахлом вовек».
Я осмотрелась. Надо бы тоже чем-то заняться. А то стою тут как неприкаянная, и пользы от меня никакой.
— Костя, а где мне посмотреть? — шепотом осведомилась я.
— Вон там поищите пока, — махнул рукой Шилов в сторону окна. — В комоде.
У окна стоял большой обшарпанный комод, еще, наверное, дореволюционного года выпуска. Сверху донизу в нем были ящики. Я принялась за работу. Выдвинув верхний ящик, я заглянула внутрь. Там лежали какие-то старые вещи, носки, носовые платки, рваные чистые тряпки, проеденный молью шарф и прочее барахло. Я принялась методично рыться в этом добре. Ничего подозрительного не обнаружилось.
— А что ищем-то? — весело спросил Валерий, заглянув в комнату.
— Что угодно, — ответил Костя, не отрываясь от дела.
— Понял, — хохотнул Гурьев и исчез в дверном проеме.
Я выдвинула второй, третий, четвертый ящики, но и там — то же самое. Кое-где старые вещи, в одном ящике два толстых, покрытых пылью альбома с фотографиями. Я достала их и принялась листать в надежде, что хоть что-нибудь обнаружу. Но удача и на сей раз не улыбнулась мне.
Костя между тем перешел к дивану. Осмотрев шкаф, он тоже не нашел в нем ничего примечательного. «Ну где же прячет свои секреты этот бандит Калмыков?» — со злостью подумала я. Если мы здесь долго проторчим, то рискуем нарваться на хозяев, внезапно вернувшихся откуда-нибудь. Эх, надо было Валеру оставить во дворе, на шу*censored*е…
Как только я подумала об этом, из кухни раздался приглушенный сдавленный крик:
— Нашел! Сюда!
Костя тут же бросил осматривать диван, а я кинула альбомы в ящик комода. Мы вошли в кухню. Валерка как раз раскладывал на полу какой-то черный полиэтиленовый пакет, явно чем-то наполненный.
— Смотрите, кажется, это то, что мы искали. — Валера запустил руку в пакет и выудил оттуда прозрачный пакетик поменьше.
Костя взял у него из рук маленький сверток и стал разбирать его. Он достал из пакетика несколько миниатюрных аудиокассет, штук пять или шесть. Потом небольшую черную пластмассовую коробочку, как пояснил Костя, это было записывающее устройство. После чего Шилов извлек из черного пакета бумажный сверток, по размеру напоминающий ученическую тетрадь.
Он развернул его, и оттуда посыпались фотографии. Цветные, хорошего качества. Мы принялись рассматривать их, несколько штук взял Валерка, несколько я, остальные — Шилов. На всех, без исключения, снимках были изображены два человека — супруги Осиповы. И везде они ссорились. Это было видно по их искаженным злобой лицам. На одном снимке Осипов, залепивший пощечину Элле Анатольевне. И таких снимков оказалась целая пачка. Просмотрев фотографии, я вернула их Шилову, и он снова аккуратно завернул все в бумагу.
Пошарив рукой в пакете, Костя поднял глаза на меня:
— Больше ничего нет.
— Забираем и уходим, — скомандовал Валерка.
Мы быстренько уничтожили следы пребывания в квартире Калмыкова, поправили покрывала, задвинули ящики комода, прибрали в кухне.
Костя первым вышел в прихожую:
— Сначала — я, вы — за мной.
Он приоткрыл входную дверь и выглянул в подъезд. Потом сделал пару шагов и вышел на лестничную площадку, осмотрелся и только после этого кивнул нам — выходите. Мы вышли на площадку, по-прежнему стояла тишина, не было никого видно и слышно. Костя осторожно прикрыл дверь калмыковской квартиры, потом захлопнул замок. Хорошо, что не пришлось долго возиться с ним.
Мы спустились вниз, никого не встретив по дороге. Благополучно миновав лестницу, оказались на улице. И только теперь я вдохнула полной грудью. Голова еще немного болела после вчерашнего удара, но чувствовала я себя значительно лучше. Вот только сердце колотилось, словно сумасшедшее.
Молча дошли до Костиной машины, стоявшей неподалеку в кустах. Усевшись в салон, я откинулась на спинку сиденья.
— Что, страшно было? — подколол меня Гурьев.
— С чего вдруг? — парировала я.
— Ну, нечасто, наверное, ведущей программы «Девчачьи слюни» приходится пробираться в чужие квартиры. А?
— Похоже, скоро это станет доброй традицией, — пошутила я, взглянув на Гурьева, каждый раз придумывающего для моего «Женского счастья» новые забавные названия.
Костя завел двигатель, и машина, тихо заурчав, тронулась. По дороге между мужчинами и мной произошел бурный спор по поводу того, куда доставить меня. Оба моих провожатых настаивали на том, чтобы немедленно отвезти меня домой. Я же, напротив, ни в какую не намеревалась соглашаться с этой вопиющей несправедливостью.
— Хватит, — настаивал Валерка, — тебе надо отдохнуть. Вон на тебе уже и лица нет.
— Я прекрасно себя чувствую, даже и не думайте от меня избавиться, — ответила я.