— Ирина? — Анжелка посмотрела на меня очень удивленно и несколько разочарованно, будто, открывая дверь, ожидала увидеть кого-то другого. Вместе с тем чувствовалось, что мое лицо, мой вид не был для нее сюрпризом, не возникло проблемы гадать, кто же я такая. «Ах, ну да! — вдруг сообразила я. — Она же смотрит мою программу, и мое лицо ей хорошо знакомо по телеэкрану. Что ж, это еще одно, косвенное свидетельство моей популярности».
— Ну, проходи. — И Анжелка посторонилась, пропуская меня в квартиру.
Мы остановились в прихожей, Анжела закрыла входную дверь и посмотрела мне в глаза пристально и враждебно, будто спрашивая взглядом: «Ну и что тебе здесь надо?» Тут только я заметила, что Анжелка одета не по-домашнему, а как перед выходом на улицу, в шикарную — мне бы такую! куртку с десятком поблескивающих пуговиц, кнопок, застежек-«молний» на карманах и в полосатые, черно-белые — остро, обрезаться можно, — отутюженные брючки.
— Ты куда-то уходишь, да? — спросила я смущенно, чувствуя, что мой визит пришелся явно некстати.
— А-а, нет! — Анжелка небрежно пожала плечами. — Это я так, примеряла. Проходи, поболтаем. Спасибо, что зашла.
Я быстро сбросила туфли, сунула ноги в домашние тапочки, предложенные Анжел кой. Квартира была, несомненно, просторной, и площадь ее, выраженная в квадратных метрах, немалой. Но догадаться об этом можно было лишь с трудом: теснота вокруг была ужасающей. Вся квартира заставлена какими-то шкафами, этажерками, полочками, тумбочками, какими-то идиотскими журнальными столиками, не годными абсолютно ни для чего, кроме как для красоты. На этих полочках, тумбочках, этажерках располагались во множестве какие-то безделушки, статуэтки, сувениры и всякий такой, никому не нужный хлам, один вид которого в магазине вызывал у меня приступ тоски: ну зачем это все нужно! Однако Анжелка была явно из тех, кому этот хлам был нужен, кто его усиленно покупает, затрачивая при этом немалые деньги. Да, я видела, что моя подруга юности ничуть не изменилась за прошедшие годы, швыряя и соря деньгами точно так же, как и прежде.
Мы уселись на диван в большой комнате, той самой, где когда-то устроили новогоднее застолье. И стол был тот же самый, сложенный, он теперь стоял у стены, а на нем, в черной рамке, знакомая мне большая фотография Сучкова.
— Ты пришла по поводу его гибели? спросила Анжела, проследив мой взгляд.
Я молча кивнула.
— Ну что ж — очень мило с твоей стороны!
Возникла неловкая пауза, и я не могла отделаться от ощущения, что вся эта сцена фальшива от начала до конца. Глядя на Анжелку, я готова была поклясться, что она собирается куда-то уходить, но не одна, кого-то ждет. Этот костюмчик надела уж точно не для примерки: в нем явно уже не раз выходила на улицу — я отчетливо различила следы уличной пыли и на складках кожи куртки, и на брюках.
— И как ты теперь жить собираешься без него? — спросила я просто так, лишь бы только что-нибудь спросить.
В ответ Анжела беспечно пожала плечами:
— Да все так же — как и раньше жила. Мир не без добрых людей!
Хм… довольно странная фраза из уст молодой вдовы. Что бы она могла означать?
— Однако ты не выглядишь убитой горем! — заметила я иронически.
— А что мне убиваться? — Анжела усмехнулась краешком губ. — Любить-то его я никогда не любила.
И замуж-то вышла главным образом из-за твоего Володьки, из зависти к тебе. Ну, мне сказали — предприниматель. Я думала, кучу денег будет зарабатывать, а он… — Анжелка скривила губы с досадой, посмотрела в сторону. — Ты глянь! — Она обвела комнату взглядом. — Разве так предприниматели живут?
Я подумала, что есть предприниматели, живущие и похуже, но из вежливости не стала возражать Анжелке.
— А куда же он деньги девал? — поинтересовалась я. — Может быть, у него свои тайные траты были?
— Ах, да какие траты? — Она презрительно скривила лицо. — У него их просто не было! Он их не умел зарабатывать вообще, вглухую, как и твой Лебедев. Только твой красивый, рослый, а мой, сама видишь, лысый коротышка…
Я внутренне содрогнулась: ничего себе, хороша эпитафия супруги после почти семи лет совместной жизни!
Я взглянула на фотографию Дмитрия: полное, круглое, с залысинами лицо смотрело, однако, умно и даже интеллигентно. Я вдруг вспомнила, как тогда, семь лет назад, смотрел он на свою жену по-собачьи преданным, готовым на все взглядом. И вот теперь — такие ее слова!
— Однако, — сказала я осторожно, ради тебя он мог бы постараться и побольше зарабатывать!
— Да ну. — Анжела презрительно махнула рукой. — Он был размазня, говорю тебе! Ни в жизни, ни в бизнесе ничего не смыслил, за себя постоять не умел, кто угодно мог его облапошить!
Я была немало удивлена услышанным.
— А в любви как он мне надоел, боже мой! — продолжала Анжелка все увлеченнее. — Представляешь, подойдет ко мне, сядет на диван, когда я лежу, отдыхаю, смотрит на меня пристально, в упор, глаз не сводит — это так неприятно! А то брался мне руки гладить и целовать — чего он в них нашел, не знаю! Я когда терпела, а когда не могла больше, отталкивала прочь, один раз так ему губу до крови расшибла!
Анжелка рассмеялась, а я смотрела на нее во все глаза, не зная, что и подумать!
— А в обществе, ну, когда солидные; обеспеченные люди собираются, он всегда таким дураком выглядел. Возьмется рассказывать анекдоты… Нормальный вроде бы анекдот — я ему массу их подбирала для таких случаев, — но он раз десять запнется, что-нибудь напутает, и в конце концов никому и не смешно. Ну да это ты сама знаешь, видела, помнишь, наверное.
Я помнила. Только не дело это вспоминать теперь, когда человека больше нет в живых.
— Однако ты не очень чтишь заветы древних римлян, — заметила я.
— Чего? — Анжела посмотрела на меня несколько ошарашенно.
— У древних римлян была поговорка: «О мертвых или хорошо, или ничего».
— Ах это! — Анжела визгливо засмеялась. — Если честно, эти древние были откровенно придурками. О мертвых хорошо или ничего — бред сивого мерина! Наоборот должно быть: о живых хорошо или ничего! О живом что-нибудь не так скажешь — до него дойдет, знаешь, как в нем дерьмо кипеть будет! А вот протянет ножки — тогда отведем душу, выскажем все, что о нем думаем!
И Анжелка снова визгливо расхохоталась, а я содрогнулась от ужаса. Боже мой, откуда в ней это все? Этот цинизм, эти приблатненные выражения — прежде я этого не замечала в ней. И родители Анжелы, и сам Дима Сучков были достаточно культурными, аккуратными в выборе слов людьми, откуда у нее берутся эти слова?
— Ты очень изменилась за прошедшие годы! — сказала я.
— Да! — согласилась Анжелка. — Только к лучшему! Лучше стала понимать людей и мир, в котором они живут. Но только в этом нет заслуги Димки Сучкова!
— Димка Сучков, — сказала я задумчиво, — который тебе теперь, надо понимать, совершенно безразличен.